Кабачок
или сказка о чувстве глубокого морального удовлетворения
Жила-была бабушка. Обыкновенная, ни в чем приметном не замеченная. И не в каком-то там тридевятом царстве, а в самой что ни на есть среднеполосной губернии Российского государства. Жила-была, растила овощи на своем участке, поливала, полола и окучивала, всю необъятность души своей русской в это дело вкладывая. Как-то однажды, утомившись от праведных дневных трудов на огороде, пошла она в дом, да и легла отдохнуть.
И тут в огороде случился переполох. Кто-то в дальнем закутке так сильно заохал, что по всем грядкам поднялся недоуменный шум.
Редиски ритмично и нервно верещали, не умолкая ни на секунду: «Кто там? Что там? Кто там? Что там?».
– Да кто же его знает, отсель не видно, – мотая ботвой, вторила морковь.
– А ну, яблочки, гляньте-ка там с высоты, кто это охает? – скомандовал всегда подтянутый и уверенный в себе баклажан.
– Ой-ой-ой-ой-ой! – раздавались вновь и вновь скорбные охи.
– Да это на последней грядке кабачок охает, – вразнобой затараторили наливные яблочки.
– Эй, кабачок! Что случилось? Ты чего весь огород переполошил? – сердито спросил приземистый патиссон.
– А как же мне не охать, как не стенать? Набрал я веса, да и скатился под грядку, уперся больно в камень острый так, что кожура моя сейчас порвется… Ох-ох-ох!!! С порванной кожурой я ведь гнить начну. Да еще хвостик мой сильно натянулся, и я вот-вот оторвусь от стебля. Больно и страшно! А хозяйка не видит, что со мной, ведь она не доходит до конца грядки. Вот я и причитаю! Поможите, чем можите в моей беде, овощи добрые да фрукты рассудительные! – взмолился кабачок.
– Да-а-а! Ситуация! Надо что-то делать, – почесывая листком бочок, сказал патиссон.
– Может, шум листвой подымем, да хозяйку разбудим? – предложил отзывчивый малиновый куст.
– Да что с того проку? Она ж опять не дойдет до конца грядки, – логично возразил зеленый, но уже сообразительный укроп.
– А что это молчит распузатая тыква? Всё семечки в себе подсчитывает? – съязвила, помятуя о давней обиде, задиристая морковь.
– Тебе что, завидно? – отозвалась тыква.
– Нет, просто все пытаются помочь горю нашего согрядника, а ты все собой занимаешься, – не сдавалась морковь.
– Ой, ой, поглядите-ка на нее! Ботву распушила, раскраснелась от сочувствия… Не морковь, а мать Тереза. Ничего, скормят тебя зубастым кроликам – одни ошметки от тебя останутся, – поддергивала тыква.
– Ты на себя лучше посмотри! Пузень отожрала, аж земля под тобой проваливается, уже вся в складку пошла, а толку-то от тебя – кот наплакал! Семечки возьмут, высушат, да слузгают под баян, – послышалось морковное алаверды.
– Прекратите немедленно бабскую ругань, – раздраженно приказал баклажан.
– Эй, синюшник, ты кто такой, чтобы мне рот затыкать? – не унималась тыква.
– Бабоньки, ну что вы, как на базаре, право слово? Еще успеете там побывать, – проснувшись от шума пробормотал открывший глаза лук.
– О! Я слышу голос горькой правды? Шелуху подбери, а то, не ровён час, пузо оголится. А я барышня стеснительная, – хулиганила раззадоренная тыква.