Берег, длинная река растворяется где-то в лесу, маленький мальчик стоит и смотрит в небо. Ещё долго он будет видеть две исчезающие фигуры. Он уже пытался рассказать об этом хоть кому- то, но никто не верил. Для веры нужна неопределенность в сердце, а в этом месте все сомнения фигуры унесли вверх.
Иногда так бывает, что ты становишься частью чего- то ещё до своего рождения. Так случилось и с тобой, мой юный друг. Ты начал своё повествование с середины, так позволь мне начать его с самого начала. Я знаю, ты найдешь эти строки в своё время. Ты обязательно это сделаешь. Прости меня, если слукавил или начал словоблудить. Пишу всё это с огромной тоской в душе по человеку, который стал моим другом и частью семьи всего за три паршивенькие недели.
Начну издалека. С необъяснимой человеческой природы, которая всегда будет тянуться к тому, что она не способна осознать. Существовала эта неприятная для многих вещь ещё в те веселые времена, когда мысль о том, чтобы дернуть корову за вымя считалась абсурдной. Уже тогда многие люди отходили от банального цикла выживания и тянулись к вечному. Они складывали камни в пирамиды, они рисовали на скалах, они убивали и умирали, они двигали человечество вперёд. Никто не знает, когда возникла первая подобная мысль, но это и не важно. Моя личная теория вот какая: один из пещерных жителей слишком долго смотрел в темноту, копящуюся в углу его жилища. Он смотрел так долго, что погрузился в пространство, которое хранило нескончаемый поток образов и мыслей. В самого себя. Но это всё лишь догадки обычного деревенского инженера. Вот я уже и начал лишний раз рассуждать, прости. Прошло несколько тысячелетий, наступила эпоха огня и металла, а потом наступила эпоха микропроцессоров и длинных телефонных линий. Людей стало больше и многие отказывались от соприкосновения вечным в пользу комфортной жизни, удобного холодильника и прочего- прочего- прочего.
Именно во время очередного технологического бума в столице нашей страны и родился мой близкий друг с довольно запоминающимся именем. Василе. Бабушка Василе ещё в восьмидесятых урвала на непонятном торговом пятачке книгу с названием «Тайный смысл букв и слов». В недрах страниц этой книги планировалось сушить мяту, корешки и другие нужные в быту вещи. Что- то пошло не так, и эта книга таинственным образом была прочитана. Именно оттуда и взялось это имя. Поначалу он поправлял всех насчет ударения. А затем устал и в школе начал величать себя просто Василий. Так его и называли всю последующую жизнь все, кроме него самого. Но моего юного друга это совсем не волновало. В школьной библиотеке он брал журналы про всю сверхъестественную лабуду на свете. Прости, Василе, но иначе описать их никак не могу. Вечерами он наблюдал за небом, надеясь увидеть там хоть что-нибудь необычно летающее. А когда бабушка брала его к себе на летние каникулы, он надеялся встретить в ближайшей безымянной речке хоть какого-нибудь, пусть и малюсенького, криптида. Продлилось это хоть и долго, но в один момент закончилось. Примерно в седьмом классе. Какие тут необычайности, когда в голову бьют гормоны, под носом начинает прорезаться непонятно что, а девушки становятся для затуманенного подросткового разума такими отдаленно- привлекательными. Трагичная первая любовь, болезненное расставание, попытки понять себя, лазание по заброшенным зданиям, зачисление в не самый престижный университет на филологическое отделение.
Отец Василе ушёл еще до того, как он родился. Низкий и гнусный человек, оставивший после себя своему сыну только огромную дыру сомнений и половинчатую неясность в восприятии мира. Его работу пришлось выполнять бабушке, маме и уличным друзьям, но теперь эстафета перешла к университету. Василе даже очень активно ходил на пары. Мир букв, семантических неопределенностей разных выражений и древней литературы захватывал его. Ему казалось, что это именно то, что он искал в этом мире, но, к сожалению, это был лишь ещё один воздушный шар. Там же на одной из потоковых лекций по предмету на вроде «Безопасность жизнедеятельности» он встретил странного парня. Сразу прошу прощения, но это во мне, наверное, говорит мой внутренний технарь. Хотелось бы написать, что лучше бы ты машинами увлёкся, но тогда бы мы никогда не встретились, а это слишком уж большое упущение. Василе, с детства не утративший такую великолепную вещь, как интерес к людям решил узнать у одного из скучающих студентов, что же он там так активно записывает в столбик на огрызке от листа. Ответ был следующий:
«Я хладен, как мышь
И грустен ужасно
К первой паре
Нужно идти
Передо мною
Лист вырван тетрадный
И душу мою уже не спасти
Руки мои печальны ужасно
Ноги мои подкосились слегка
Мне не до шуток
И чувства отпали
Ведь в сердце зияет дырой пустота
Кануло в лету еще пять минут
Прокляты были все вещи на свете
Радости нет
И не будет во мне
Её поглотило пространство и время»
После такого даже моя полная рационализма душа бы помчалась вслед за этим грустным поэтом подальше от нудной пары. Василе написал своё стихотворение, которое пришлось по вкусу его новому товарищу.
Так на втором курсе Василе попал в поэтический кружок имени М.В. Ломоносова, в котором он пропадал вместо длинных и скучных пар. Там и возобновился путь к чему- то вечному, давно забытому современными людьми. Больше всего его почему- то задевали стихи одной девочки с четвертого курса. Чего только в них Василе нашёл. Понять не могу. Куцые они какие-то что ли. Все стихи этой барышни были про деревню. Сама она там не была ни разу, даже в рамках полевой филологической практики. Например:
«Тополёчек мой любимый,
Распустился чуть сонливо
Рядом с хуторком красивым
Вот уже в десятый раз
И не нужен здесь мне город
Несмотря, что все тут вторят
Мол, езжай туда скорее, будет там уж веселее».
Не знаю, что тут задело Василе, но это и не так важно. Может, его цепляет наивное искусство? Как- то и не удалось спросить. Важно то, что после этого стихотворения Василе ночью лежал в удобной мягкой кровати в квартире на пятом этаже дома и начал смотреть куда- то в темноту. Он смотрел и смотрел, пока сознанием не провалился. Что произошло там, мне неизвестно, но известен результат этого провала. Василе решил, что он что- то ищет, а то, что он ищет находится явно не здесь, а где- то извне. Где- то извне города. Где- то там.
Наступила весна, пришло время студентам отправляться на практику. Василе выбрал направление «Полевая практика». Звучало всё легко: собрать и систематизировать предания жителей далеких деревень, хуторов, посёлков и станиц. Молодой руководитель практики выбрал для, по его мнению, уже взрослых студентов взрослый стиль работы. «Ребята, вы можете там к бабушкам в свои деревни съездить, а можно ко мне поехать на дачу в Уфу, там весело будет, я туда уже завтра рвану. Главное – предоставить отчет. Если вы ко мне поедете, то вы позвоните, как в Уфу приедете, я за вами заеду. А дорогу вам должен университет оплатить. Возьмите только с собой одежды тёплой и всего нужного. Договорились?» – сказал он на собрании своим шестерым подопечным. Иными словами – полная творческая свобода в определённых рамках. Василе не стал выдумывать что-то и решил поехать на полевую практику именно в Уфу и именно на поезде, потому что поезда завораживали моего друга ещё с давних времен. Мама Василе была только рада оплачиваемому путешествию своего сына и взяла с него обещание звонить ей почаще. Всё-таки, родительское волнение никуда не деть.
