Посвящается тем, кто переживает процесс ремонта
Путь от работы до дома, где проживал доцент консерватории Штейн, занимал пять минут неспешным прогулочным шагом. Это – самый центр Петербурга, где все «сливки» классической архитектуры плотно сбиты в пределах «золотого треугольника».
Особенно манко творения великих зодчих выглядели весной! Вот и сегодня, когда на улице ещё светло – долгий, красивый закат щедро разбрасывал блики на позолоту соборов, а тёплый, апрельский ветер доносил аромат свежей, только что распускающейся, листвы. Природа, привычно обновляясь в это время года, как бы давала шанс по-новому взглянуть на отблеск гранитной набережной и фасады роскошных доходных домов, отражающихся в водной глади; на выверенность архитектурных линий и их классический, стройный, «бетховенский» ритм.
Всё это располагало к поэтичным размышлениям. Штейн как раз работал над диссертацией по теме: «Искусство менестрелей в Европе». Пылкое воображение доцента начало рисовать образ музыкантов Средневековья, которые защищали свои права, объединявшись в братства. Для подтверждения своей профессиональной пригодности они держали экзамен. И доказывать свое мастерство приходилось не только игрой на музыкальном инструменте: нужно уметь танцевать, быть актером и даже акробатом. Жаль, что мало осталось письменных источников ушедшей культуры! Тогда было бы легче установить связь искусства менестрелей с синкретическим искусством Древней Греции и сделать ещё массу неожиданных открытий для следующих поколений музыковедов-теоретиков. Вдруг, погружённого в свои фантазии, доцента, выдернуло из эпохи Античности следующее заявление:
– Бль.., Епона мать! – заорал кто-то. – Я вам чё?! И швец, и жнец, и на дуде игрец?!
– Михалыч, умоляю: заткни ты трубу и электрику выруби! Говно уже в подвале… – простонал осипший женский голос в ответ. – А в подвале кабель лифта. Аварийка через час только приедет. Авария у них на другом объекте…
– Три года я всем уши сверлил: нужно срочно менять стояк ХВС и фанину. Все коммуникации в доме выведены в подвал. Рванёт же в любой момент и хана! Ни воды, ни света, ни лифта не станет. Трубам же лет сто! Сгнило всё к херам. Чего ждать от трухлявых труб? И от меня что? Чтобы я одной рукой лифт отключал, другой рукой через 10 метров трубу затыкал, а третьей рукой рубильник искал? И всё это делал одновременно? Где, бль.., эти долбанные лифтовики и электрики?
– Сам знаешь: только заключили договор с новой обслуживающей организацией. У них несколько районов. Бригад не хватает… – оправдывался женский голос.
– А нам какое дело? – встрял один из жильцов дома. – Перекрывайте воду в подвале, что б током не ударило, а потом отключайте лифт, всю электрику и начинайте исправлять аварию сегодня же. Нечего пенять на аварийку! Подвал – это ведение управляющей компании. Вам и исправлять! Без лифта проживём. А вот без воды и света никак! Хоть по временной схеме, но подключить свет и воду вы обязаны!
Штейн невольно стал свидетелем драмы, достойной внимания Еврипида. Если бы древнегреческий драматург находился сейчас в гуще происходящих событий, он бы обязательно добавил в свои произведения парочку острых диалогов. Примеров для этого у него оказалось бы много! Ведь коммунальная драма развивалась в лучших традициях театральных представлений Древней Греции.
Жильцы старого дома, оказавшись в сложной ситуации, которую один из собственников метко охарактеризовал как: «не поссать и не помыться», властно побуждали сотрудников ЖКС к физическому действию. То есть: к восстановлению подачи воды и электричества.
Служители «вентиля ХВС» отчаянно отбивались от необходимости выполнять свою работу под закат не только солнца, но и рабочего дня. В принципе вели себя «жэковцы», как и полагается антагонистам – разрушали все планы главных героев. Но в лицо жителям все говорилось завуалированно: «Вот дождётесь аварийку – сразу нам звоните и тогда мы приедем и воду вам откроем».
Подлость была тут же обнаружена обитателями старинного дома, потому данный аргумент вызвал праведный гнев у них, как у истинных протагонистов. Ведь перспектива остаться без благ цивилизации не прельстит сегодня ни одного городского жителя.
С каждым новым аргументом и контраргументом, градус агрессии повышался. Дошло до того, что жильцы дома взяли в плотное оцепление сантехника и представителя ЖКС, чтобы те тоже дождались приезда аварийки. Двое окружённых пытались было воззвать к голосу разума, сообщив: «Мы свою часть работы выполнили – воду перекрыли, остальное сделаем только после аварийки». Но довод жителей: «Вы с нас дерёте за управление домом по статье текущий ремонт и за обслуживание коммуникаций, потому отрабатывайте наши деньги», сломил сопротивление коммунальщиков. Все стали ждать появления электриков из аварийной службы, как когда-то древние люди ждали Прометея.
Тут, во всей этой толчее, доцент разглядел свою супругу. Протиснувшись к ней, он спросил:
– Что случилось?
– Около часа назад прорвало трубу в подвале. А до этого потек стояк с холодной водой. Все коммуникации собираются менять во всем доме от чердака до подвала. Эти дыры, как я поняла, уже не залатать. Если не поменять трубы, дом будет без воды и электрики. Понимаешь, что это значит? – свой вопрос жена задала таким тоном, словно от ответа её супруга зависело их будущее.
– Ремонт… – констатировал доцент.
– У нас трубы зашиты кафелем. Придётся всё ломать.
– Иначе никак? – словно цепляясь за соломинку, спросил Штейн.
– Невозможно! Сколько лет мы тянули, но кафель в ванной придётся перекладывать. Пошли домой – надо всё подсчитать.
Супруги Штейн незаметно просочились сквозь толпу соседей. На их исчезновение мало кто обратил внимание! Да и как «чета тихих ботаников» могла повлиять на ситуацию? В жизни дома они активности не проявляли. Об их существовании соседи догадывались только потому, что из их почтового ящика никогда не торчали счета и реклама, а об их миролюбивом характере свидетельствовали факты, что они не значились в списках «неплательщиков», не курили, не пили, не ставили пакет с мусором у двери и из их жилища доносился тихий звук классической музыки. Ну как и зачем с такими мирными соседями идти воевать с монстрами из ЖКС? Пусть уж прячутся в своей культурной конуре и не болтаются под ногами!
Проживал доцент с супругой в квартире, доставшийся от родителей Штейна. Метраж – 80 м2, где под библиотеку и два рояля отводилась половина общей площади. На остальных «квадратах» размещались: спальня, кухня, два длинных и узких коридора, ванная комната и туалет. Последние два помещения решили судьбу всех семейных накоплений.
