Геннадий Пьянков - Реставратор

© Геннадий Пьянков, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Лес встретил входящего в него человека с равнодушной прохладой, похожей на ту, с какой встретил безмолвный океан Мартина Идена, решившего покончить счёты с жизнью: «…набрав как можно больше воздуха, он, нырнул, нырнул головою вниз, со всею силою, на какую только был способен… Всё глубже и глубже погружался он, чувствуя, как немеют руки и ноги… и Мартину показалось, что он летит стремглав с крутой гигантской лестницы вниз, в тёмную бездну…Он летит в тёмную бездну, – и в тот самый миг, когда он понял это, сознание навсегда покинуло его». Эти строки из романа Джека Лондона вспомнились реставратору в тот момент, когда он, наугад покинув ночную электричку, устремился в глубь тайги в восточном направлении… Он предполагал, что в этой местности нет человеческого жилья, и он на своём пути не встретит ни одной живой души, которая могла бы помешать ему исполнить задуманное…

Художник, миновав третий десяток лет от роду, перепробовав все жанры и стили в живописи и непонятый ценителями его творений, затравленный критиками, завистниками и недоброжелателями и вынужденный, в конце концов, работать реставратором чужих картин и древних икон, покинутый друзьями и подругами и, самое главное, любимой женщиной. «Мне надоело от окружающих слышать о твоей бездарности», – зло бросила она ему в лицо. Дошедший до белого каления, решил: «С меня хватит!» Уйти в тайгу… и там погибнуть… от голода, от жажды… от упорного нежелания больше жить…

Покинув уютный кров, он не взял с собою ничего – ни воды, ни пищи. Пошарив по карманам, он не обнаружил даже спичек. «Вот так и должно быть, – решил он, – возможности вернуться к жизни не должно быть никакой!» Он шёл всю ночь и весь день, ожидая того момента, когда уже не будет сил двигаться дальше, тем более, вернуться обратно. Но этот момент всё не наступал. Он шёл так быстро, что не все букашки: муравьи, жучки, паучки и другая мелкая живность леса – успевали выскочить из-под его ног. Некоторые были раздавлены его обувью и оставались на месте, конвульсивно шевелясь, а некоторые отползали прочь, будучи уже покалеченными, – «всё, как во “взрослой” жизни», – подумал реставратор, впрочем не испытав при этом и тени жалости к своим невольным жертвам. Он не верил в бога как такового, но верил в Высшую Справедливость, в Провидение и, в какой-то мере, был фаталистом. Вот эти букашки-таракашки, которые попадались на его пути – кто виноват, что они оказались «не в том месте и не в то время», что были раздавлены его сапогами?! Значит – так надо! Так и он сам: кто виноват, что он не может творить и существовать и подделываться под низкопробный, потребительский уровень произведений? Какие картины он должен писать в то время, когда олигархи заказывают бездарным рисовальщикам только голых и полуголых барышень или перекупают друг у друга за баснословные суммы картины давно умерших художников, а певицы на весь мир поют такие слова: «Моя попа самая красивая попа в мире» или «Чем выше любовь, тем ниже поцелуи»?! И всем это нравится! Второй «Чёрный квадрат» Малевича написать невозможно, да он и не нужен никому – он нужен только олигархам «для престижа» – кто за него может заплатить больше! Как жить тонкой, чувствительной и ранимой душе в мире процветающего мракобесия и вседозволенности? Как жить, когда народ и государство сосуществуют отдельно друг от друга вопреки каноническому постулату: «Государство для народа!» Если есть бог, то неужели всё это ему нравится? Что ему, талантливому художнику, но родившемуся «не в то время и не в том месте», делать в этом мире дальше?! Точно так же, как букашек раздавили его сапоги, его самого раздавила своими сапогами теперешняя бесчувственная и безыдейная жизнь. Значит – «так надо»! Так, повторяя про себя ранее многократно обдуманные им «постулаты» сегодняшнего дня, он энергично продирался сквозь кусты и заросли. Его ветровка и брюки были изодраны почти в клочья. А он всё шёл и шёл. Он, художник, старался не замечать многоцветия красок природы, окружающей его. Днём яркий солнечный свет, обильно пробивающий сквозь кроны деревьев, рождал колористическую гамму. Окружающий мир явно претендовал попасть на картину художника-импрессиониста. Небо, виднеющееся сквозь листву, днём окрашивалось светлой лазурью, к вечеру насыщалось синим кобальтом с ультрамарином, отчего в душу человека вселялись мрак и тревога. Они – мрак и тревога – многократно усиливались плотной чёрной тушью, которой окрашивалось всё вокруг в наступающей ночи. Так, стараясь отключиться от реальности, он шёл довольно долго. Только на исходе следующей ночи он почувствовал смертельную усталость и упал замертво, как ему показалось, на прохладную и мягкую траву и моментально уснул. Проснувшись под вечер, он убедился, что двигаться дальше у него есть ещё силы. Он попил кристально чистой и прохладной воды из лесной лужицы и продолжал движение вперёд. Художник шёл всю ночь до самого утра, стараясь держаться прямо на восток. Но тут силы ему стали изменять. Теперь он уже кое-как передвигал ногами, голова кружилась, в глазах мелькали разноцветные звёздочки, и мелкая живность теперь уже успевала из-под его ног разбегаться в разные стороны. Он понял, что ещё несколько шагов и всё будет кончено, и обратно к прошлой жизни, и вообще – к жизни, вернуться будет уже невозможно. Но он всё же двигался вперёд, продолжая не замечать красот и аромата окружающей природы. И вдруг на фоне многоголосья лесных птиц он услышал стрекотание сороки. А это означало близкое присутствие зверя или человека. Реставратор остановился и прислушался. Он услышал пение петуха и почувствовал чуть уловимый запах дыма. Его охватило разочарование: чтобы не попасть к людям и покончить с жизнью, надо теперь двигаться вправо или влево – прочь от жилья! Но тут ожесточённо стали бороться между собой два непримиримых врага – его упрямое стремление уйти из жизни, порождённое безысходностью и его взбесившейся волей, и инстинкт самосохранения, рождённый самой природой. Какой «враг» победит?! Реставратор решил: прежде чем уйти, надо хоть одним глазком взглянуть на чужую жизнь со стороны. Его природное любопытство взяло верх. Шатаясь как пьяный, художник побрёл в сторону человеческого жилья. Через несколько шагов перед ним лес расступился и впереди себя он увидел несколько домов на берегу живописной реки. Он присел на один из пеньков, оставшихся от спиленных деревьев, и стал наблюдать за картиной, открывшейся перед его взором. Но тут уж у него не было сил, чтобы отмахнуться от радостной, жизнеутверждающей реальности. Окинув взглядом окружающее, он по своей профессиональной привычке подумал: «Этот пейзаж так хорош, что просится на полотно». Неожиданно перед ним, неизвестно откуда, возникла добродушная рогатая морда коровы, а вслед за ней – удивлённое голубоглазое лицо девочки, ей было лет семь. Убедившись, что им ничего не угрожает, корова стала мирно щипать траву, а девочка, приблизившись, спросила: