Вот уже вторую неделю начальник отдела майор госбезопасности Лунин не появлялся в управлении. Вероятно, он был на фронте.
На чье имя писать рапорт, сержант госбезопасности Вася Дроздов не знал и спросил о том Яновского. Дроздов тоже рвался на фронт.
– Можешь отдать рапорт мне, – равнодушно сказал Яновский. – Можешь кинуть в мусорную корзинку. Все равно, пока дело не закроем, никто и никуда тебя не отпустит.
Волосы у Яновского были странного белого цвета, так что и не понять, седой он или же блондин, вконец выгоревший под жарким солнцем. По щеке змеился сабельный шрам, заполученный где-то в туркестанских песках, стягивал кожу, и оттого поначалу казалось, что капитан постоянно кривит губы в усмешке, насмехается над младшим коллегой. Но Дроздов со временем привык: такое уж у человека лицо, случаются и хуже лица.
– Поехали, – сказал Яновский, вдавив окурок «Казбека» в переполненную пепельницу. – Машина ждет.
Служебная «эмка» и впрямь поджидала их во внутреннем дворе. Сели – Яновский на переднее сиденье, Вася привычно на заднее. Поехали.
Не доезжая Звенигорода, обогнали армейскую мотоколонну, двигавшуюся к станции. Натужно ревели двигатели полуторок. Красноармейцы, сидя на деревянных скамьях рядами, держали направленные дулом к небу винтовки. Лица у всех хмурые, сосредоточенные… И молодые, совсем мальчишеские.
– Учебка здешняя, – повернувшись назад, произнес Яновский безжизненным голосом. – Пацаны недоучившиеся…
Васе еще острее захотелось на фронт. Закончат дело – и рапорт на стол Лунину, и пусть попробует не подписать.
…«Эмка» свернула в дачный поселок и остановилась перед небольшой, укрытой плющом дачей. На застекленной террасе быстро промелькнул чей-то силуэт, Вася даже не понял, мужчина там или женщина. Но в любом случае хозяева дома. Вернее, хозяйки… Да и где им еще быть – одна из сестер с подпиской о невыезде, другая только вчера выписалась из больницы и сейчас на постельном режиме.
Майор Лунин предупреждал: «Отец у них – полковник, герой Халхин-Гола. Так что вы поаккуратнее там, повежливее… Поначалу, по крайней мере».
Яновский вылез из машины, сделал знак шоферу: дескать, глуши мотор и жди. Подошел к ограде, покрытой зеленой краской, изрядно облупившейся. Рядом с калиткой краснела звезда, нарисованная совсем недавно. Яновский подергал калитку – заперта; просунул руку в щель между штакетинами, отодвинул засов. Оглянулся на Васю, тоже покинувшего «эмку» и с любопытством поглядывавшего по сторонам, и жестом пригласил заходить… Лишних слов он говорить не любил.
Хозяйка уже двигалась им навстречу по дорожке, вымощенной мелкой утрамбованной галькой. Высокая, светловолосая, симпатичная, на вид лет двадцати, но Вася из материалов дела знал, что зимой Ольге Александровой исполнилось восемнадцать.
Подошли, представились. Оба были в штатском, Яновский потянул из кармана удостоверение, но Ольга даже не взглянула.
– Вы, наверное, хотите поговорить с Евгенией? – спросила она. – Мне-то нечего больше добавить, три раза все по кругу в милиции рассказала…
– Мы, Ольга Яковлевна, не милиция, – жестко произнес Яновский. – И если у нас возникнут к вам вопросы, то мы вызовем вас на Лубянку и вы расскажете все в четвертый раз, и в пятый, и в шестой… Сколько потребуется.
Губы девушки сжались в тонкую линию, но спорить или возражать она не стала.
– Евгения там, на втором этаже. – Ольга показала рукой куда-то за спину. – Спуститься к вам не сможет, врачи велели еще неделю провести в кровати… Сильное сотрясение. Постарайтесь, если можно, не слишком утомлять ее разговором.
– Мы поднимемся к ней и постараемся не слишком утомлять, – успокоил Яновский. – Но сначала нам надо взглянуть на ваш сарай. На так называемый штаб.
– Ох уж этот «штаб»… Еще в начале лета хотела нанять рабочих и снести развалюху, все равно не нужна. Но не успела, а теперь…
Ольга сокрушенно махнула рукой и замолчала, не закончив фразу.
– Это он? – Яновский показал на неуклюжее двухэтажное строение, видневшееся в глубине сада.
– Он… «Штаб» наверху, а вон там, у стены, лежит приставная лестница. Но я, если вы не против, по ней не полезу. Я в «штабе» не бывала и ничего о нем рассказать не смогу.
Лестница действительно лежала на указанном месте, замаскированная разросшимися лопухами и бурьяном – за садом явно никто толком не ухаживал.
– Ненадежная она какая-то, гнилая, – с сомнением произнес Вася, обследовав поперечины, изрядно пострадавшие от непогоды. – Только мальчишек и выдерживает… Может, у соседей возьмем нормальную?
– Времени мало. Многие дома сейчас опустели, долго провозимся… Попробуем эту сначала.
Вася хотел опробовать подозрительную конструкцию первым. Были они с Яновским одного роста, но тот – кряжистый, широкоплечий – на вид казался значительно тяжелее.
– Нет, – отрезал капитан. – Знаешь, как по тонкому льду ходят? По одному, а вперед самого грузного пускают, веревку привязав. Где он пройдет, там и остальные не провалятся.
Ступени скрипели, гнулись, но пока выдерживали. А потом одна, третья сверху, все-таки подломилась под тяжестью Яновского. Вася отпрянул в сторону, забоявшись, что ему сломает шею сверзившийся с двухметровой высоты капитан.
Но тот не сплоховал – удержался на руках и ловким движением проскользнул в чердачную дверцу. Следом поднялся Вася, широко перешагнув предательскую перекладину.
Мальчишки часто устраивают «штабы» – были и в детстве Васятки Дроздова такие потайные закутки, где можно побыть без назойливого пригляда взрослых, потолковать о своих мальчишечьих секретах, засмолить первую в жизни папиросу… Но этот «штаб», пожалуй, заслуживал называться штабом без всяких кавычек.
Ни окурков, ни иных следов беспечного подросткового досуга – чистота и порядок. Торчал здесь преизрядных размеров штурвал с проводами, тянувшимися от него сквозь прорехи крыши. На стене висели мотки веревок, фонарь, самодельный телефон, два скрещенных сигнальных флага, но не они первым делом привлекли внимание чекистов, а крупномасштабная карта поселка, вся исчерченная условными значками…
