На меня смотрели требовательно и с ожиданием, как мои лорды, так и кардинал с прелатами. Я медленно разжал кулаки, сердце барабанит по ребрам, но сдержался и мазнул взглядом по внимательным лицам гостей из Ватикана, эти ждут чего-то поумнее, чем разъяренный вопль уязвленного феодала.
Я перевел дыхание, заставил мышцы лица перестроить гримасу ярости в примирительную улыбку.
– Оскорбление? Я не вижу никакого оскорбления.
Рыцари зашумели, послышалось злое сопение и бряцание клинков. Граф Ришар, выражая общее мнение армландцев, напомнил гневно:
– Король Кейдан пожаловал вам оскорбительно малый титул!.. И землю… какую? Это не оскорбление?
Я покачал головой.
– Нет. Давайте отнесемся к этому скромному дару со всем христианским пониманием.
Сэр Растер прорычал:
– А что тут понимать?
– Каждый дает столько, – ответил я и улыбнулся как можно более кротко, – сколько может. Зачем гневаться? Можно только пожалеть такого короля.
Я улыбался, хотя внутри кипит от злости, хлопнул по плечу Растера, толкнул барона Альбрехта, и на лицах одного-двух рассерженных лордов начали проступать проблески понимания. Любой дар при нужной изворотливости можно повернуть против дарителя. Кейдан теперь сам выглядит оплеванным, любой властелин прежде всего восхваляется соратниками, подданными и бардами за щедрые дары. Скупость всегда выглядит отвратительной, но особенно порицаема, если в ней замечены венценосные особы.
Кардинал неожиданно улыбнулся, поднялся, все такой же худой и тщедушный, но теперь в нем ощутимо величие, в каждом движении проступает сила, которую я раньше не замечал. Прелаты торопливо воздели себя вослед за его высокопреосвященством.
Кардинал сказал мягко:
– Не провожайте нас, сэр Ричард. Отец Дитрих?
– Почту за честь, – ответил отец Дитрих.
Габриэль Хорст, высокий и такой же худой, как и кардинал, чуть ли не впервые выпрямил спину, взгляд прям и честен, а в лице нет хитрости.
– У вас своих забот хватает, – пояснил он без особой надобности. – А мы… мы тоже путешествуем быстро.
Он чуть улыбнулся, давая понять, что знает о моем Зайчике больше меня самого, кивнул и вышел вслед за кардиналом и отцом Раймоном.
Мои разъяренные лорды даже не заметили исчезновения проклятых ватиканцев, что отравляли жизнь все это время. Только барон Альбрехт сдержан, даже улыбается, но благородный человек не выказывает низменных чувств, если может их удержать.
Я сказал успокаивающе:
– Друзья, прошу всех сесть. От великого до смешного, как вы знаете, один шаг, но от смешного уже нет пути к великому. Так что король Кейдан…
Сэр Растер сказал грубое слово, но, к счастью, дам вблизи нет, а барон Альбрехт спросил настойчиво:
– Но как-то отреагировать надо?
Я кивнул.
– Прямо здесь решим, как реагировать. Я предлагаю просто не обращать внимания.
Усаживались с неохотой, стоя легче выкрикивать угрозы в адрес короля. Звякает железо, граф Ришар снова заговорил первым, голос его звучал все еще с гневом, но теперь я услышал и тревогу:
– А не потому ли Его Величество решился пожаловать вам такой оскорбительно малый титул, что узнал про гауграфа?
Рыцари зашумели, заговорили кто растерянно, кто с ожесточением, постепенно всех перекрыл негодующий голос сэра Ульриха:
– …а что не так с гауграфом? Возможно, благородный и достопочтеннейший сэр Ришар не знает, нам не подарили, мы силой захватили самый неприступный замок в королевстве Турнедо! Я сам вел крохотный отряд рыцарей через чужое королевство, рискуя каждую минуту быть замеченным. Это подвиг, о котором еще сложат баллады!.. Титул гауграфа – это вынужденное признание враждебным нам королем права владения вырванным из его королевства клочком земли!.. Все ли понимают, что сэр Ричард захватил земли чужого королевства?
Он разошелся не на шутку, глаза сверкают, лицо налилось кровью, я никогда не видел всегда сдержанного сэра Ульриха таким возбужденным.
Рыцари слушали, утихомиривались, наконец граф Ришар сказал угрюмо:
– Доблестный сэр Ульрих, никто не сомневается, титул получен без ущерба для чести Армландии, для всего нашего крестоносного воинства и лично сэра Ричарда. Но возникает вопрос, как сумел Его Величество сразу узнать такие подробности и моментально принять решение… Отряд под рукой благородного сэра Клавдия – Господь, прими его душу с миром, – прибыл совсем недавно!
– …и как гонец оказался здесь так быстро, – добавил сэр Паладий до жути трезвым голосом.
– Это тоже, – согласился барон Альбрехт.
Я поднялся, похлопал ладонью по столу.
– Благородные лорды, успокойтесь! Если уж быть точными, нас многое оскорбляет в этой жизни, но на одни вещи оскорбляемся, другие игнорируем. Иначе будет не жизнь, а сплошной ад. Отнеситесь к этому дару короля как к пролетевшей над головой птичке, что накакала вам на шляпу. Поморщились и продолжаем заниматься своими делами дальше.
Граф Ришар поинтересовался:
– Значит, не ринетесь обустраивать Землю Дьявола?
Я посмотрел в упор.
– Граф, вы меня удивляете.
Он усмехнулся.
– Это была шутка, сэр Ричард.
Сэр Растер прогудел по-медвежьи мощно и раскатисто:
– А что?.. Лучший ответ – оставить без ответа. Пренебречь.
– А объяснить всем, – сказал барон Альбрехт, – что заботимся о репутации Его Величества. Когда ему случается брякнуть какую-то глупость, как вот в этот раз, деликатно делаем вид, что не слышали вовсе.
Сэр Альвар развеселился, хохотнул:
– Хитрый вы жук, сэр Альбрехт!.. Так все повернуть!
Барон кивком указал в мою сторону:
– Никто сэра Ричарда не пережучит. Это такой жук, жучище, даже жучара, всем жукам жук…
Я сказал властно:
– Обстоятельства переменились, дорогие друзья. Пусть там Зайчика пока расседлают. И Бобику передадут мои извинения. Граф Ришар уже намекал достаточно настойчиво, что перед отправкой в Гандерсгейм нужно кое в чем подстраховаться. Все-таки Его Величество может нагрянуть весьма неожиданно, а это создает добавочные трудности…
– Особенно, – прогудел Растер обеспокоенно, – если будете в Гандерсгейме.
– И все там будем, – трезво сказал Ульрих.
– Тогда сделаем так, – сказал я. – Все пока свободны. Не в смысле свободны творить всякие непотребства, а от меня пока свободны, но работу все равно спрошу! После обеда встретимся в главном зале. Я оглашу задачи текущего дня.
Они торопливо расступились, почтительно кланяясь, я двинулся к выходу твердыми шагами. Ляжки подрагивают от желания пуститься бегом, но я заставил себя идти властно и степенно.
Лорды начали покидать стены этого гостевого домика, когда я был уже на полпути к главному зданию.
Солнце в небе высоко, хоть и не в зените, но еще утро, а я уже с луком за плечами, арбалетом в мешке и в дорожной одежде, дурак, мечтал немедленно покинуть столицу, где так достали эти папские легаты, и умчаться в Гандерсгейм…
