В левом крыле дворца, где я выделил покои королям, шумно и празднично, пахнет жареным мясом, острыми специями, вином. Служанки таскают кувшины, все до одной разрумяненные, перехихикиваются, глазки задорно и блудливо поблескивают, что значит, их хозяйки уже попадали в объятия внезапно возникающих на пути молодых и красивых лордов, у многих рубашки весьма помяты в определенных местах.
Навстречу идет, придерживаясь за стену и опустив голову, высокий рыцарь в небрежно наброшенном на плечи кафтане, как мне показалось, мертвецки пьян, хоть и на ногах.
Я охнул, узнав с трудом:
– Арчибальд!
Он поднял голову, лицо опухшее, с трудом поймал меня на перекрестье мутного взгляда.
– Ваше… высочество…
Я сглотнул ком в горле, вместо веселого и беззаботного белозубого красавца, на котором и простые доспехи всегда сидят щегольски, словно сшиты лучшими портными, сейчас опустившееся существо.
– Арчибальд, – сказал я, заставляя себя вместо слов никчемного сочувствия и глупых утешений, которыми его наверняка достали, говорить громко, звучно и высоко, – родина в опасности!.. Настал тот час, для которого мы, настоящие мужчины, рождены на свет! С севера надвигается Тьма Кромешная, она поглотит весь мир, если наши длинные мечи не остановят и не рассеют. Срочно, даже немедленно, дорогой друг, прямо сейчас собирайте всю свою дружину. Прихватите у отца и у всех, сколько сможете… вы меня слышите?.. и навстречу битвам, сражениям и красивой гибели, что решит все проблемы и покажет миру, чего мы стоим, кем мы были и какие они сволочи, что нас не ценили!
Он слушал вполуха, но что-то проникало в его череп, глаза постепенно прояснялись.
– Навстречу, – спросил он хрипло, – гибели?
– Да, – подтвердил я твердо и возвышенно. – Либо погибнем гордо и красиво, и нас будут оплакивать эти… ну, девы, либо вернемся с победой, и тогда у нас не будет препятствий… вы поняли, граф?
Он медленно расправлял сутулую спину и стал почти тем прежним, надменным и стройным, даже голос прозвучал четче:
– Только прикажите… ваше высочество…
– Все отряды, – сказал я, – грузите на платформы и перебрасывайте в Армландию. Там уже своим ходом двинетесь дальше.
– На Север? – проговорил он сипло.
– Да.
Он тряхнул головой, переспросил:
– Все-таки Карл?
– Хуже, – ответил я. – Мунтвиг. Карл уже вдоволь напился человеческой крови, а теперь возжелал духовной пищи. Мунтвиг же примитивно, вот дурак, алчет подвигов и славы… Нам нужно успеть встретить его на границах наших границ, а также рубежей. Или хотя бы не дать ему засадиться слишком уж глубоко в наши земли Скарляндии и Варт Генца… Да, они уже наши!..
Он отклеился от стены, лицо медленно меняется, а сам он из страдающего от неразделенной любви менжнуна превращается в настоящего рыцаря, ведь для нас великие подвиги важнее всего на свете. Правда, я, как истинный политик, на всякий случай забросил червячка, что по возвращении не будет препятствий насчет фиолетовой леди, но это так, вроде бантика, а в лоб о таком приземленном в рыцарской среде говорить неприлично.
– Ваше высочество, – проговорил он крепнущим голосом, – разрешите выполнять… немедленно?
– Разрешаю, – ответил я милостиво. – Еще как разрешаю.
– Спасибо, ваше высочество…
– Вперед, – сказал я в напутствие, – навстречу подвигам и славе!
В большом зале, что чуть поменьше моего тронного, но тоже весьма, в окружении своих лордов пируют короли: Фридрих Барбаросса, Роджер Найтингейл, Херлуф Сильвервуд и, черт бы его побрал, Кейдан, его я ожидал увидеть меньше всего, а желал бы встретить и того меньше.
Сволочь, он все-таки моложе всех венценосцев, рослый и все так же крепкий, еще и свою отвратительную пегую бороденку сбрил за время нашей справедливой и нужной человечеству и прогрессу оккупации королевства. Возможно, увидел, что мужчины с бритыми подбородками не выглядят так уж женственно, как свысока утверждают его кацапистые советники.
– Господа, – сказал я звучно, обращаясь только к королям, – от границ запахло кровью! Я хочу предложить вам нечто более высокое, чем наливаться вином и жрать эти немужские сладости.
Барбаросса лениво повернул голову в мою сторону.
– Что стряслось, дорогой друг?.. Кого на этот раз стараетесь обжулить?
Я сказал четко:
– Готовятся очень даже обжулить всех нас. Да-да, и вас тоже!
Барбаросса посерьезнел, а Херлуф сказал неспешно:
– А в самом деле, если запахло кровью… как поэтично, кстати, то лучше поговорить об этом… не здесь.
Я покосился на Кейдана, этот молчит и неторопливо поворачивает в растопыренных пальцах чашу с вином вокруг своей оси.
– На втором этаже, – сказал я, – есть такой же зал… только маленький и не такой. А наши благородные лорды успеют за время нашего отсутствия, весьма короткого, с успехом перемыть нам кости.
Лорды заворчали, бросая на меня сердитые взгляды, не всем мой солдатский юмор приемлем, либералы, что ли. Свита Кейдана вообще смотрит с ненавистью, но, увы, ножны у всех пусты, стража на входе мечи отбирает у всех.
Найтингейл со вздохом опустил чашу на стол.
– Но мы поместимся?
– Да, – ответил я, – если животы втянем.
Барбаросса сказал степенно:
– Я согласен. Разве у меня живот?
– Присоединяюсь, – поддержал Найтингейл.
– Тоже, – сказал Херлуф.
Они все трое поглядывают на Кейдана, однако тот промолчал, затем на меня посмотрел в упор Барбаросса, следом Найтингейл, в глазах короля Шателлена вообще мягкий совет соблюдать приличия, если я рыцарь и достойный правитель.
Я повернулся к Кейдану, на языке вертится то «господин бывший король», то «гражданин Кейдан», но взял мысленно себя за глотку, придушил слегка, мол, недолго ему осталось быть королем, а сейчас мы на людях, вынуждены расшаркиваться и все такое, выдавил светскую улыбку.
– Ваше Величество?
Кейдан даже не изменился в лице, повел бровью в сторону остальных и сказал громко:
– Я украсил тот зал весьма достойно, там хороший стол и восемь кресел. О важном лучше поговорить там.
Я стиснул челюсти, а короли начали подниматься, словно слово Кейдана для них куда более весомо, чем мое. Как же, все венценосные и легитимные, а я всего лишь принц, да и то коронованный без соблюдения некоторых моментов, к отсутствию которых можно и придраться.
Гуляки за столами свое недовольство по поводу нашего ухода выразили глухим ревом, но слуги поспешно наполнили им кубки и чаши, погасив народное недовольство так, как делалось всегда со времен Древнего Рима.
Телохранители прошли по обе стороны группы королей, не позволяя беспокоить Их Величества, а на втором этаже слуги уже распахнули двери и провожали с поклонами к столу.
Барбаросса откровенно осматривается, Найтингейл корректно ничего не замечает и смотрит только на меня, Херлуф кивнул одобрительно, мол, ничего так, никогда бы не подумал, что и у варваров есть что-то, а Кейдан даже бровью не повел, хотя в этом кабинете кресел прибавилось, а пару слишком фривольных картин я, в ожидании визита отца Дитриха, еще в первые же дни велел бросить в камин.