«Быть пай-мальчиком скучно», – именно такая мысль еще в тринадцать лет надежно закрепилась в голове Даниэля Сарвиса, ныне самого лучшего студента престижного университета, который все прозвали просто СОН – по инициалам его основателя.
С самого детства Даниэля приучали к порядку, объясняя, что это поможет рационально распоряжаться временем, и это действительно было так. Действительно было, пока к воспитательному процессу не подключилась мать. Именно после этого все постепенно свелось лишь к одному: «Не доставляй проблем». Он так и делал. Всю жизнь старался вести себя тихо, избегал конфликтов, отвечал, когда спрашивали, не задавал неудобных вопросов, лишний раз не мозолил глаза… А в награду за это все равно получал недовольное хмыканье от матери, во взгляде которой никогда не было видно заботы. Но его это беспокоило лишь в далеком детстве, когда он еще не понимал ситуацию. Он был готов и дальше вести себя тихо и примерно. И все это было ради него одного… Ради отца, которого он ценил, уважал и любил больше жизни. Одно только проявление внимания с его стороны… Это ободряющее похлопывание по плечу, заставляющее гордиться собой. Он всегда делал это искренне.
Даниэль так устал контролировать свои действия, обдумывать каждое слово, каждый свой жест и даже взгляд, бросаемый в сторону. Устал от гнета матери, которая возомнила себя главной в их семье и даже отцу не дает слова сказать, а тот все терпит. К несчастью, одними мыслями себе не поможешь, но тогда, в прошлом, не было никакой возможности что-либо изменить, да и сейчас ничего особо не поменялось.
Отцу Даниэля, Мартину Сарвису, повезло немногим больше, ведь у него была отдушина – работа. Уходя рано и возвращаясь поздно вечером, он ежедневно корпел над отчетами. Наверно, если бы не сын, он и вовсе поселился бы в своем кабинете. Конечно, Мартин видел, что поведение его супруги далеко от «заботливого», но воспоминания о той любви, что была между ними раньше, и надежда на то, что все вновь вернется, грели душу и не давали сделать решающий шаг.
Даниэль отчасти понимал отца и не желал расстраивать капризами, да и мать доставать его не будет, если он не станет устраивать ей проблем. В рассказах отца мать была неотразимой, даже какой-то волшебной, но, видя ее в жизни, прямо перед собой, он не мог в это поверить. Возможно, это только предположения, но ему казалось, что эта любовь была односторонней, восторженные глаза его отца были слепы к истинному поведению возлюбленной. Даниэль никогда не чувствовал любви обоих родителей, рядом всегда был только отец, который, каким бы уставшим ни был, находил для него время. Сколько раз он порывался убедить отца бросить эту стерву, но понимал, что не вправе указывать тому, кто имеет больше жизненного опыта и, возможно, лучше него сможет все понять и разобраться во всем.
«Как тяжела моя доля», – печально вздохнул он про себя.
– Ты чего валяешься без дела? – раздается возмущенный голос.
От неожиданности Даниэль вздрагивает, ведь за мыслями успевает забыть, что Саманта, так звали мать, сегодня дома. Чтобы не раздражать ее еще сильнее, он подскакивает с постели и, поправив темно-синюю домашнюю футболку с рисунком девушки на пляже, поднимает взгляд на нарушителя своего спокойствия.
– Ты что-то хотела, ма? – как можно спокойнее говорит он и выдавливает улыбку.
– Для начала стоило проявить уважение и спуститься в столовую вовремя, чтобы поприветствовать всех, а уже после завтрака уточнить, не нужно ли что сделать.
Ее поучительный тон раздражает.
«Могла бы и не делать возмущенное выражение лица, будто сегодня раз пять уже поднялась сюда, а еще и в прошлые дни такое повторялось. Всего раз задумался и уже виновен во всех грехах этого мира», – Даниэль с трудом сдерживает тяжелый вздох.
– Прости, ма, – он придает голосу раскаяние, будто действительно виноват, – просто уже скоро начинается учеба, и я обдумываю, по каким предметам стоит теперь поучаствовать в конференциях и олимпиадах. Не заметил, что время так быстро пролетело, – вновь улыбка.
– Ох, вот как, – она моментально преображается.
Эта тема для нее священна. Как же, сын – лучший выпускник гимназии, блестящий студент, гордость семьи и повод позадирать нос перед подругами.
– Надо же, сразу не догадалась, ведь что еще может так сильно тебя захватить, если не учеба.
Она пересекает порог комнаты, единственного места, на которое ее власть не распространяется. Невольно ее взгляд падает на загроможденный учебниками и тетрадями стол; стопку вещей, сложенных на стуле, а не убранных в шкаф; открытую дверцу того самого шкафа и валяющиеся на постели книги – бардак, как считает Саманта, но она готова мириться с этим, пока такое положение дел не сказывается на результатах учебы.
Даниэль готов прямо сейчас вытолкать ее за дверь и наградить гневными словами, чтобы и ноги ее не было в его комнате, но этим он сделает лишь хуже и лишится единственного места в доме, где можно спокойно дышать. Поэтому он стойко терпит каждый ее шаг в этих отвратительных болотного цвета тапочках по его черному ворсистому ковру.
«Кажется, придется снова пылесосить».
И терпит, когда она прикасается к его волосам, взъерошивая их. Даже не кривится от грубости прикосновения, в котором нет и капли материнской любви, а при близком расстоянии в нос ударяет сногсшибательный аромат духов. Запах настолько приторный, что ноги действительно хотят подкоситься.
– Тогда спускайся завтракать, а потом поговорим о делах, которые тебя ждут.
– Хорошо, – голос едва не срывается, так как Даниэль задерживает дыхание, правда, это слабо помогает: мерзкий аромат все равно достигает обонятельных рецепторов.
Посчитав, что материнский долг выполнен, Саманта уходит. Даниэль внимательно вслушивается в звук ее шагов в коридоре и, как только те стихают, – бросается к окну, открывая его нараспашку и вдыхая полной грудью желанный кислород, который мать за несколько секунд смогла убить во всем помещении. Парень стоит напротив окна минуты три, нисколько не заботясь, что комната теряет все тепло.
