Юлия Лист
Поиграем в мафию
Официант, держа в одной руке поднос, аккуратно сдвинул на столике мотоциклетный шлем Эмиля и поставил перед ним высокий прозрачный стакан, наполненный черным фильтр-кофе, а перед Верой ярко-оранжевый лимонад в запотевшем бокале с долькой мясистого апельсина.
– Молчит. Подождем еще, – недовольно пробубнил Эмиль, открыв мессенджер на телефоне. – Ты не торопишься?
– Куда я могу торопиться в этом городе? – ответила Вера, сделав первый глоток с закрытыми глазами, и с наслаждением выдохнула. Холод ледяным облаком поднялся к переносице, ударил в лоб, распавшись мириадами льдинок по всей голове. Она не сдержала блаженного стона.
Конец июня выдался особенно жарким. Это первое лето Веры в Париже. Кто мог подумать, что во Франции может быть так одуряюще жарко! И это несмотря на то, что днем прошел ливень, а сейчас солнце уже село.
Жизнь города кипела. Горели вывески магазинов и кафе, желтыми прямоугольниками сияли окна домов, фонари подсвечивали развесистые кроны платанов и каштанов. Мимо окон кафе, огибая столики на тротуаре, прошла яркая толпа туристов с фотоаппаратами, возглавляемая милой старушкой-гидом в красной беретке, промчался мотоцикл, следом вереница такси. Вдали над полотном крыш синим посверкивал кончик Эйфелевой башни.
В шумном мегаполисе как нигде была ощутима радость лета, вечера самого романтичного города в мире, напоенного запахами речной воды, свежеиспеченных багетов, нагретого камня и вина, которое все здесь неспешно попивали, сидя на верандах или прямо на тротуарах за маленькими круглыми столиками.
Вера и Эмиль сидели в скромном кафе в центре улицы Пон Луи-Филипп. Кафе в стиле лофт «Ле Пелотон» с незамысловатым белым фасадом и высокими панорамными окнами, позволяющими обозревать публику, которой не досталось места внутри. Вовсю работал кондиционер, столики напоминали огромные катушки из-под ниток из светлого неотесанного дерева, стулья – железяки, выкрашенные в кислотный желтый. За полукруглой барной стойкой теснились люди, бармен едва успевал молоть кофе, выжимать из апельсинов сок и так отчаянно гремел кубиками льда, что заглушал работающий телевизор, висевший в углу.
Эмиль опустил локти на край стола и, прищурившись, наблюдал за теми, кто занял столики по ту сторону витража, на тротуаре в тесном соседстве с длинным рядом припаркованных велосипедов и байков.
– Что скажешь о том типе в черном? – спросил он, сделав движение подбородком.
Вера обернулась, кинув взгляд на молодого шатена в черной футболке за стеклом, который молча слушал девушку в открытом летящем платье «миль флер», копна ее золотистых кудряшек распалась по плечам до пояса. С сияющим лицом и очень живо жестикулируя, она что-то ему рассказывала.
– Они похожи на нас с тобой. – Вера улыбнулась. Отпив глоток лимонада, она заложила за ухо растрепанную прядку русых волос и поправила складки сарафана. – Я тоже вечно что-то тебе рассказываю, а ты продолжаешь резаться в игрушку на телефоне или смотришь в одну точку, давая понять, что нацелен думать о своем.
– Нет, – отмахнулся Эмиль, – что скажешь о нем как о личности? Сможешь составить психологический профиль, наблюдая, как он общается со своей девушкой?
– Она не его девушка. Они друзья, учатся или работают вместе.
Эмиль отправил Вере тяжелый взгляд-просьбу не придираться к словам.
– Скажу, что твоя мания всех делить на архетипы мешает тебе глубже смотреть на людей. Человек внутри гораздо красочней, чем могут рассказать о нем таблицы. А его ты отметил первым, потому что он такой же мрачный, как ты, паранойял или шизоид… Нет, скорее, паранойял, помешанный на какой-нибудь идее, живущий в вечном страхе разоблачения или предательства. Вместо того, чтобы слушать свою миловидную собеседницу и наслаждаться романтичным вечером, он, видимо, обдумывает какие-то темные делишки.
– Жестоко, – усмехнулся Эмиль, достал из переднего кармана джинсов маленькую баночку с лекарством и высыпал на ладонь две капсулы.
– Ты чувствуешь к нему ревность? Зависть? Конкуренцию? – Вера отпила лимонад и зажмурилась, как кошка. Этим вечером совершенно не хотелось думать.
За целый рабочий день, который она провела за опросными беседами в профайлинговом агентстве Эмиля, ей надоело видеть в людях схемы и графики, делить их на типы и виды. Хотелось просто пить лимонад, дышать пряным воздухом вечернего Парижа и мечтать о чем-нибудь приятном и романтичном!
Но шеф, как истинный паранойял, не мог позволить себе расслабиться даже после тяжелого трудового дня. Даже сейчас, пока они просто сели передохнуть и дождаться сообщения от начальника уголовной полиции – его дяди, с которым они часто сотрудничали, Эмиль думал о работе.
На отповедь Веры он ничего не ответил, молча закинул лекарство в рот, запив капсулы большим глотком кофе. После того как хирурги чудом вернули его с того света после ранения, он сидел на обезболивающих, самостоятельно назначая себе дозировки прописанных врачами лекарств.
Никто бы никогда его не принял за частного детектива и бывшего полицейского и уж тем более не догадался, что Эмиль криминальный аналитик, профайлер и бывший оператор детектора лжи. Черные, крашеные иглы волос, то ли от отсутствия шампуня, то ли от обилия укладочного средства, торчали во все стороны, в мочках ушей – тоннели, мятая черная футболка с изображением его любимого аниме-персонажа по имени Эл из «Тетради смерти» и причудливые изгибы татуировок на жилистых руках и шее. За стеклом витража рядом с велосипедами и байками стоял его мотоцикл – черный, блестящий «BMV» «RR», на котором он гонял по городу, рискуя своей жизнью и жизнями пешеходов.
– Вообще-то, – скривился Эмиль, – моя теория об архетипах была принята префектом, и ее на прошлой неделе запатентовали как одну из самых успешных методик типизации преступников и их жертв. Я работал над ней пять лет, а ты пытаешься поднять меня на смех. Некрасиво.
Он попытался быть серьезным и казаться обиженным. Но Вера за год знакомства быстро вычислила, что единственный его способ коммуникации с людьми – это смесь иронии и едкого сарказма.
– Типизации Леонгарда нам вполне хватало. – Она сморщила нос. Но эго потянулось защищать свой диплом психолога. – Старые добрые «гипертимный тип» и «шизоид», «эпилептоид» и «тревожно-мнительный», «эмпат»… Этого вполне достаточно, чтобы, раздав людям ярлыки, пытаться понять, кто есть кто. Можно еще и Личко вспомнить. Он подробней.
