1. Увертюра
… вспышка…
Скулы сводит от улыбок.
Актовый зал головного офиса холдинга полон гостей. Презентация нового товара прошла успешно – теперь можно расслабиться и поболтать, выпить вина, угоститься канапе или бутербродами. Потанцевать под медленную красивую мелодию.
Всё идеально и безупречно.
Я мила с приглашёнными, поддерживаю светскую беседу, сверкаю бриллиантами.
Красива, благополучна, избалованна. Так думают все, кто хотя бы немного знает моего мужа, – я ловлю завистливые взгляды. Эта зависть смешна мне. Они оценивают витрину. Рассматривают безупречную куклу, которую выставили напоказ. Они не знают, что за этим… За улыбками и лоском. Они не видят воющей пустоты – я научилась прятать её. Мне нельзя, я не имею права прогневить хозяина. Того, кто дёргает за ниточки, чтобы я плясала так, как ему надо. Выдавала заданные эмоции. Ему нет дела до моих реальных.
А ведь когда-то всё было по-другому. Девять лет назад, когда я безумно влюбилась в него – идеального и безупречного…
Беру бокал, отхожу на террасу – пока он занят разговорами с важными людьми, у меня есть немного времени на одиночество и размышления. На отдых от фальшивых улыбок.
Делаю глоток, опираюсь на парапет, ловлю обрывки аккордов… Когда-то мы с ним играли эту мелодию в четыре руки, перемигивались и смеялись… Тогда я ещё верила, что имею значение для него.
Он был моим богом – страшно взрослый в свои двадцать три для тринадцатилетней меня. Невозможно красивый. С удивительными фиалково-синими глазами. Я утонула в них с первого взгляда. Влюбилась сразу – до потных ладошек, до тахикардии… Всегда одетый с иголочки, элегантный и холодновато-строгий, он завораживал меня тонким юмором, познаниями, совершенным английским и тем, как волшебно играл Рахманинова. Я не очень разбиралась, что у них с отцом творилось, и кто они друг другу – враги? партнёры? Я была заворожена своим объектом. Для меня было важно, лишь то, что он не женат – жену его я бы не перенесла… Я бы её убила. И его тоже. Никому нельзя, кроме меня.
Приближается…
Его лёгкие шаги, шлейф дурманящего аромата – терпко-свеже-горьковатой туалетной воды, табака и дорогого алкоголя, – твердые ладони с тонкими длинными пальцами ложатся на мои обнажённые плечи… Поцелуй в шею…
– Лар… – его имя срывается с губ с лёгким стоном. Всегда со стоном. Моё тело, как идеально настроенный инструмент, реагирует на малейшее прикосновение этого мужчины. Моего мужа. Моего хозяина.
Вообще-то его зовут Илларион, но «Лар» выстанывать проще.
Он позволяет.
– Сегодня прохладно, – говорит мужчина, и низкий бархатный голос будто кутает, завораживает, уносит. Манит. Иллюзия, обман. Но я позволяю себе забыться и упиваться её сладостью. – Простудишься, – снимает пиджак, набрасывает на меня. Для меня это почти пальто – слишком велика разница в росте и ширине плеч… Пиджак повисает на мне. Забота приятна, я прикрываю глаза и преступно верю в происходящее…
Он рушит очарование одной фразой:
– Иди в мой кабинет. Я скоро подойду.
Тумблер перещёлкивается.
Всё.
Понаслаждалась и хватит.
Знаю, что нельзя, но пытаюсь возразить:
– Лар, я не…
– Феня, давай не будем. Не сегодня.
Словно озвучивает мои «не». Я хотела сказать то же самое, но в другом контексте.
Наблюдаю за тем, как он высокий лоб пересекает морщина. Как хмурятся брови. Как прикрываются глаза, пряча за длинными пушистыми ресницами невероятную радужку.
– Хорошо, – отвечаю покорно. Снимаю пиджак и передаю ему.
«Сегодня» для меня нет. Никогда нет. Я не имею на него права.
В кабинет с террасы есть другой вход.
Иду длинными опустевшими коридорами. Завтра они наполнятся жизнью, суетой, звуками. А пока – негромким эхом вторят кантате, что выстукивают мои шпильки. Я бы хотела их снять и идти босиком – я вообще не большой любитель каблуков. Но он так любит: туфли-лодочки на шпильке и чулки – его фетиш.
Войдя в кабинет, включаю нижнюю подсветку и тихую музыку. Наверное, надо достать вино из серванта – но я никак не угадаю настроение Лара. Поэтому, позволю ему выбирать…
Впрочем, разве когда-то выбирала я?
Наряды? Выпивку? Позу в сексе?
У меня нет права на выбор.
Напряжённо жду, считаю минуты, но натягиваюсь струной, когда он входит в кабинет.
Окидывает нечитаемым взглядом.
– Разве так следует встречать своего господина? – сейчас голос полон холода и яда. Тот заботливый Лар, нежно целовавший в шею, остался за дверью.
– Простите, – лепечу.
Наедине – на «вы», всегда на «вы», а ещё лучше добавить: «Мой господин».
Встаю, шагаю к нему, пытаюсь угадать по глазам – что меня ждёт?
Но он, как всегда, безупречен – ни единой эмоции.
– На колени!
И я ломаюсь, падаю на пушистый ковёр к его брендовым туфлям.
Он протягивает руку, касается волос, чуть натягивает их, массирует, а потом отщелкивает заколки. И непослушная волна кудрей сыплется на мои обнажённые плечи...
Платье, что сейчас на мне, тоже выбирал он. Оно больше открывает, чем скрывает. И теперь он накажет меня за это. Ведь другие мужчины глазели на принадлежащее только ему.
– Вытяни руки.
Повинуюсь.
Мои тонкие запястья взмывают вверх. Жест получается, будто умоляющий.
Одной ладонью он перехватывает их, другой – тянет узел дорогого шелкового галстука. Того самого, что перед выходом я столь старательно завязала сама…
Прохладная ткань скользит по коже, стягивая, обездвиживая…
Это будоражит.
Возможно, сегодня мне будет очень хорошо. Впрочем, мне почти всегда хорошо. Иного он не допускает. Хотя… если и допустил, я бы не смогла возразить… Ведь у меня нет права голоса. Я его игрушка. Его кукла. Его марионетка…
... тьма…
… вспышка…
– Лар, куда мы едем? – в панике кричу я и тереблю заблокированную дверь.
– В лес, – холодно отвечает он.
На меня не смотрит – сосредоточен на дороге. Сегодня его ладони затянуты в чёрные перчатки. Когда он надевает их – быть беде. Все используют перчатки, чтобы не оставлять отпечатков. Лар не исключение.
И это пугает до икоты.
Мало мне происшествий последних дней – похищение, толпа отморозков, глумящаяся надо мной, его ледяные слова: «Она не важна! Делайте, что хотите», пустынные коридоры, холодный подвал… А потом – мешок на голове, связанные руки.
И вот я в машине, а Илларион – за рулём. Мне бы радоваться, но мы едем за город, а погода сейчас не для прогулок. Вторая половина ноября, первые заморозки по утрам, а днём – пронизывающая сырость и морось.
– Лар, – выдавливаю улыбку: он злится, потому, что я выдаю не ту эмоцию, утешаю себя, – пошутили и хватит. Поехали домой.
– Я не шучу, – обрывает резко, стирает мою жалкую улыбку, – мы едем в лес.
– Но з-зачем? – бросаю взгляд на чеканный профиль. Такой вполне достоин, чтобы украшать монеты.
Я ведь люблю его. Он не может не знать. И временами верю, что он меня тоже… Лар умеет создавать иллюзию…
