Сквозь дымчатую пелену тумана показалось лицо матери. Она смеялась и подтрунивала надо мной, веля поторапливаться. Я как вкопанная стояла в проходе дома, окруженная чемоданами, наполненными вещами, пытаясь рассмотреть ее лицо, усыпанное веснушками, такое мудрое, но одновременно юное. Мама всегда говорила, что ее веснушки являются благословением солнца. Того самого, что так ярко и жизнерадостно светило над ее каштановыми волосами, пока та стояла на крыльце. Она рассказывала, что веснушки – признак большого счастья у человека, и я готова была поклясться чем угодно, что видела это самое счастье в ее безумно красивых глазах. У меня веснушек не было, но я и без них была такой же счастливой.
– Подвинься, копуша! – отталкивая меня в сторону, произнесла Кэти, моя сестра, которая десятилетним смерчем пронеслась к выходу. Ее голос эхом отозвался в моей голове, быстро затихая в пространстве. На секунду мне показалось, что я наблюдаю со стороны и вижу Кэти и маму так, словно смотрю старое семейное кино. Я что-то ответила сестренке, кажется, «Мелюзга!», но, к собственному удивлению, я не услышала своего голоса.
Я смотрю, как Кэти ехидно показывает мне язык, перевожу взгляд на маму и вижу, как она снова смеется над этим. Опять ощущаю эффект кино, но теперь уже все движения происходят в замедленной съемке. Пользуясь моментом, стараюсь всмотреться в лица матери и сестры, стараюсь запомнить каждую их черту, каждую микроскопическую частицу. Но чем тщательнее всматриваюсь, тем больше расплываются их образы. Какие-то детали проскальзывают мимо моего взора, я пытаюсь понять, какие именно, но ничего не получается. Ощущение чего-то нереального все больше и больше начинает захватывать меня.
Голос отца, ожидавшего нас у машины, вывел меня из транса. Он тоже начал поторапливать нас, ведь наше семейное путешествие в Калифорнию обещало быть долгим, и папе не терпелось выехать на трассу как можно быстрее. Я наконец вышла следом за сестрой, мама тут же поспешила закрыть дом на замок, и мы все втроем направились к машине. Когда мы дружно рассаживались по своим местам, я была целиком и полностью уверена, что эта поездка будет одним из лучших событий в моей жизни.
Мы наконец отъехали от дома, посчитав это отправной точкой нашего путешествия. Папа вел машину, внимательно смотря на дорогу, но при этом слушая, что говорит ему мама. Кажется, она рассказывала про свою художественную выставку, которую планировала открыть через пару недель. Этого события она ждала с нетерпением, хотя изначально очень боялась выставлять напоказ свои работы. Но папа все же уговорил ее согласиться с предложением агентов и, довольный таким достижением, втайне от мамы ждал этой выставки не меньше нее.
Я взглянула на сидящую рядом Кэти – сестренка сладко спала, обнявшись со своим любимым плюшевым медведем. Удивительно, что обычно неугомонная, чересчур энергичная Кэти всегда быстро засыпала в машине. Усмехнувшись про себя, что хоть какое-то время мы проведем в тишине, я стала глядеть в окно.
Мы преодолели пару кварталов и уже подъезжали к ведущему из города шоссе, как вдруг произошел сильный толчок сзади, послышался визг тормозов, скрежет металла и звон треснувшего стекла. Меня резко дернуло в сторону, а затем непонятно от чего перевернуло вверх тормашками. В глазах блеснула яркая белая вспышка, а потом вдруг все померкло. Меня обуял страх от накинувшейся на меня темноты. Я была не в состоянии что-либо увидеть, глаза отказывались открываться. Я почувствовала, что задыхаюсь, ощущала, как воздух с трудом проникает в легкие, а все мое тело будто пронзают тысячи тончайших иголок. Что-то тонкое обхватило мою правую руку, прочно стягивая ее. Я резко дернулась в попытке освободиться, но сделала только хуже. Что-то хрустнуло, и я закричала, совсем не сдерживаясь. Наверняка мой крик был громким, однако мне же он показался совсем беззвучным. Адская боль заслонила его, она раздирала меня на части. Я начала терять сознание, ощущая, как все вокруг погружается в тишину. Темнота окутала меня совсем на мгновение, но мне оно казалось вечностью. Вскоре я пришла в себя, попыталась медленно открыть глаза. Получилось не сразу. Пока веки, будто заклинившие оконные створки, пытались разойтись, я ощутила, как по волосам стекает что-то густое и неприятно теплое. Сломанная рука, по-прежнему обернутая чем-то, не слушалась меня, я была не в состоянии ей пошевелить. С каждым прикладываемым усилием сделать хоть что-то я лишь получала новую порцию обжигающей до дрожи боли.
Левой рукой я дотронулась до жидкости на голове. Глаза уже поддавались моей воле, зрение немного восстановилось, и тогда я смогла разглядеть на своих пальцах сгустки крови. Это не так уж напугало меня, и вообще я никогда не боялась ее. Однако то, что я увидела краем глаза, заставило меня содрогнуться. На другой стороне от меня лежала Кэти. Она была повернута спиной ко мне, ее лица я не видела, но сестренка не двигалась. Я попыталась подобраться к Кэти, но ремень безопасности, обхвативший меня и, как оказалось, мою правую руку, заклинило, и он не собирался меня отпускать. Я потянулась к сестре другой рукой, но едва могла прикоснуться к ней кончиками пальцев. Я смотрела на Кэти, но та не подавала никаких признаков движения. И тогда, приглядевшись, я осознала, что моя сестра совсем не дышит.
Поняв, что произошло, дышать чуть не перестала и я. В панике, истерике и нахлынувшем на меня бреду я начала дергаться во все стороны. При любом, даже самом малейшем движении сломанная рука и побитое тело напоминали о себе болью. Но мне было плевать на это. Все, чего я хотела в данный момент, это приблизиться к Кэти. Понять, что я ошиблась, увидеть, что моя маленькая сестренка не умерла. Не понимая, что творю, я кричала и ревела, звала родителей или хоть кого-нибудь на помощь, но все было бесполезно.
Сквозь слезы я посмотрела вперед, туда, где сидели родители. Я заметила маму, свесившуюся на ремне. Голова ее была необычно наклонена лицом ко мне. Мама смотрела прямо на меня. Глаза ее были широко раскрыты, скорее, от замешательства, чем от испуга. Мама продолжала смотреть на меня, ничего не говоря и вообще никак не реагируя на то, что происходило вокруг. Я ревела, глядя на нее, понимая, что мама уже не сможет помочь мне или Кэти. Мама тоже была мертва.
Из меня вырвался не то писк, не то стон. Хотелось кричать, будто раненый зверь, и я кричала, не отказывая себе в этом. Обуреваемая истерикой, я не хотела думать ни о чем, но в голове на секунду промелькнула мысль: где-то ведь должен был быть отец! Папа, наш великий и бесстрашный герой, придет ко мне и вытащит меня из этого кошмара. Семейное кино вмиг превратилось в фильм ужасов. Все это казалось мне страшным сном, и я надеялась, что отец придет и разбудит меня.
