Когда такси доставило Молли Паркер к воротам имения Вольф-Мэнор, здание, стоящее вдали, показалось молодой женщине темным пятном.
– Куда теперь, мисс? – спросил шофер, обернувшись. – Ворота-то заперты.
– Правда? – Молли с трудом выпрямилась. В дороге она полулежала, прислонившись к своим чемоданам, сморенная усталостью после долгого перелета. – Странно. Их не запирали уже много лет. – Молли пожала плечами. Разбираться сил не было. Возможно, какой-нибудь местный мальчишка забрался в старый дом в поисках приключений или просто бросал камни в окна, и полиция отнеслась к делу серьезно. – Ничего страшного, – сказала она шоферу, доставая из сумочки пару купюр. – Вы можете высадить меня здесь. Остаток пути я пройду пешком.
Шофер посмотрел на нее недоверчиво – нигде не было видно ни огонька. Однако он взял деньги и помог Молли выгрузить из машины оба ее огромных чемодана.
– Вы уверены, мисс? – все же поинтересовался он.
Молли улыбнулась:
– Да. Мой коттедж вон там. Не беспокойтесь. Я могу найти дорогу даже с закрытыми глазами. – Она много раз ходила по дорожке между коттеджем садов ника и большим домом, когда Аннабелла еще жила здесь. Аннабелла редко выходила за территорию имения, и Молли, бедная дочка садовника, была ее единственным другом.
Но Аннабелла давно уехала. Ее многочисленные братья тоже. Джейкоб, самый старший, сделал это первым. Ему было тогда восемнадцать лет. Он повернулся спиной к своей семье, а отчий дом обрек на медленное разрушение, не думая о тех, кто будет стариться вместе с ним.
Молли постаралась прогнать грустные мысли. Но когда она осталась одна в полной темноте, то поняла, что не только усталость заставляет ее ворошить старые воспоминания.
Шесть месяцев Молли путешествовала по Европе. Шесть месяцев она, как эгоистка, занималась только собой. И теперь возвращаться домой было тяжело. Одиноко. Никто уже не жил в Вольф-Мэнор. Кроме нее.
Но и она не задержится здесь. Соберет вещи отца и найдет себе жилище в деревне или в соседнем городке. Что-нибудь маленькое, веселое, светлое, без мрачных воспоминаний. Самое ее ценное имущество – блокнот, который лежит в чемодане. В него Молли заносила свои идеи по садово-парковому дизайну. Она претворит все это в жизнь. И очень скоро.
Молли одернула купленный в Риме изящный жакет, с некоторым сомнением посмотрела на новые обтягивающие джинсы. Она не успела привыкнуть ни к дорогой одежде, ни к высоким, почти до колен, сапогам из тонкой кожи. Молли всегда носила грубые сапоги садовника. Но и эта одежда, и полный записей блокнот – элементы ее новой жизни, ее нового имиджа. Молли Паркер смотрела в будущее.
Она улыбнулась и пошла вдоль изгороди, таща за собой чемоданы. Изгородь была высокой, но Молли был известен каждый ее дюйм. Как и каждый акр имения Вольфов, хотя оно принадлежало не ей. В дом она заходила всего несколько раз (там было мрачновато, и Аннабелла предпочитала теплый уют коттеджа), зато сад изучила досконально.
На полпути она нашла тайный лаз. Об этом проходе не знал никто, даже пробиравшиеся сюда время от времени деревенские мальчишки. Молли пролезла в дыру и направилась домой.
Коттедж садовника, окруженный еще одной изгородью, был полностью отделен от большого дома. Темнота скрывала маленький садик, но Молли не сомневалась, что он сильно зарос. Она уехала зимой, когда клумбы, лишенные цветов, промерзли. Вдохнув аромат роз, молодая женщина поняла, что садик ее отца вернулся к жизни.
Неожиданно что-то сдавило ей горло. Она словно увидела отца, склонившегося над розами, которые он обожал. Мир менялся и шел вперед, но Генри Паркер оставался верен своим привычкам и мыслям до самого конца… семь месяцев тому назад.
Молли отогнала готовые выступить слезы и достала ключи. «Я начинаю все сначала, – напомнила она себе. – Новые планы. Новая жизнь».
Внутри пахло пылью и запустением. Одиночеством. Молли, вздохнув, пожалела, что не попросила кого-нибудь из деревенских знакомых открыть окна. Но связаться с кем-либо было затруднительно.
Молли дотянулась до выключателя, повернула его.
И ничего не произошло.
Электрические часы на камине не работали, холодильник не шумел. Дом был обесточен.
Молли застонала. Может быть, она забыла оплатить счет? Нет, уезжая, она даже заплатила вперед. Тут какое-то недоразумение. Но об этом она подумает завтра. Сейчас ей надо лечь в постель.
Вздохнув, Молли достала фонарь, который всегда лежал в старом шкафчике у стены. Веселый луч света прорезал темноту.
Она огляделась. Все было как всегда: стол в углу, расшатанный диванчик, старый холодильник. Отцовские сапоги у двери, перепачканные землей. Все было так знакомо, так дорого. Она не могла представить себе, что тут что-то изменится. Но…
В доме властвовали тишина и пустота. В этот момент Молли осознала, что она оказалась один на один с огромным пустым домом Вольфов и коттеджем, в котором нет никого, кроме нее.
Одна.
Джейкоба Вольфа мучила бессонница. Опять. Он привык к ней, он был даже рад, потому что его по крайней мере не преследовали кошмарные сны. Сны – одна из немногих вещей, которые он не мог держать под контролем. Они являлись, незваные, и отравляли его. Бодрствующий мозг, слава богу, ему подчинялся.
Джейкоб поспешил выйти из дома – он не желал бродить по комнатам, хранившим столько боли и тоски. Нет, не так. Он не желал встречаться лицом к лицу с правдой, даже в собственных мыслях. Был не в силах. Последние шесть месяцев Джейкоб жил в Вольф-Мэнор, наблюдая за ремонтом и готовя дом к продаже. Это стало для него самым трудным экзаменом на выносливость.
Он прошел мимо спален своих братьев и сестры, пустых и покинутых, заставил себя спуститься по дугообразной лестнице – одной из достопримечательностей особняка, – миновал кабинет, где девятнадцать лет назад принял решение бежать из этого дома, от семьи, от себя.
Но от себя убежать нельзя. Себя можно только держать в руках.
Ночной воздух был свеж и мягок. Джейкоб сделал несколько глубоких вдохов и достал из кармана брюк фонарь. Воспоминания не оставляли его.
«Здесь мой брат плакал, пока не заснул… Здесь я едва не ударил сестру… Здесь я убил отца…»
