Мы рождены из звездной пыли.
Наш век недолог и суров.
Свободой мы любимы были
И не носили кандалов.
Из стихов неизвестного погибшего астронавта
Программа поиска потенциально пригодных для колонизации миров «Новый дом».
США: космодром Канаверал, Россия: космодром Плесецк.
Сводный экипаж разведки дальнего космоса и одинокий рейнджер Том Смит.
– Ольга… – Том сделал многозначительный знак, указав в сторону ангара. – Ты летишь с этими парнями?
Девушка в оранжевом комбинезоне кивнула. Теплый летний ветерок разметал её длинные русые волосы по плечам.
– А ты, как всегда, один?
– Как всегда! – улыбнулся Том. – Ты знаешь, в полете в одиночку есть своя прелесть. Никто не компостирует тебе мозги, что ты что-то там забыл на Земле. Никто не старается украдкой подслушать твои разговоры с женой, надеясь на интимные подробности. Так что один. Будь осторожней с этими двумя. – Том подмигнул девушке и зашагал в сторону своего корабля, одиноко приткнувшегося на самом краю полосы космодрома.
– Том… – окрикнула его девушка. – Когда будешь возвращаться, обещаешь мне позвонить?
– Все возможно… – ответил он и про себя добавил: «Возможно, но не в этой вселенной».
Программа поиска обитаемых планет за пределами Земли называлась просто и незатейливо – «Новый дом». Те, кто ее санкционировал, надеялись, что поиски не слишком затянутся. Природные ресурсы на старушке Земле давно уже исчерпали свои запасы. Оставалась только надежда на открытие новых миров. Программа подготовки астронавтов тоже не отличалась той тщательностью, с которой к ней подходили со времени первых полетов в околоземное пространство. Да, в сущности, и прямого участия пилота уже не требовалось. Все выполнял робот-автомат, которому конструкторы дали простое и понятное всем название «Хартман», что означало «Сердце человека». По сути, он и являлся вторым сердцем человека и первым для корабля, обеспечивая точное и правильное выполнение решений.
Том залез в кабину пилота и нажал кнопку герметизации кабины. Он еще раз бросил взгляд в сторону ангара, где стояла девушка в оранжевом комбинезоне и два ее напарника.
Она почувствовала его взгляд в свою сторону, даже несмотря на добрые пять сотен метров, отделявших их друг от друга. Подняла в ответ руку и помахала.
– Удачи, Том! – прошептала она.
– И все-таки она обожает меня, – заметил человек в кабине челнока. – Привезу этой леди какой-нибудь подарок.
Он включил зажигание. Первый двигатель. Из кормы челнока вырвалось голубое пламя. Второй двигатель. Взлет. Том стукнул по голове собачку, закрепленную на панели управления, которая в ответ закивала ему. Ускорение. Челнок взмыл в небо, подняв вокруг себя клубы пыли и мусора. Внезапная перегрузка вдавила его в кресло.
– Эй, Хартман, потише, приятель… – произнес он, обращаясь к корабельному роботу, управлявшему сейчас взлетом челнока. – Нам вовсе не нужны сломанные ребра.
– Понял тебя, Том! – ответил робот. – Снижаю скорость взлета.
– Отлично, – ответил Том. – Когда буду ложиться в гиперсон, не забудь поставить мне мою любимую мелодию.
– Будет сделано, босс! – монотонно прогудел Хартман.
– Ты хорошо просчитал параметры полета?
Хартман заурчал внутренностями:
– Сейчас еще раз перепроверю. Все в порядке, босс, – ответил Хартман. Курс Эпсилон Эридана. Время полета десять световых лет.
– Уже неплохо, – ответил Том. Вернемся домой к ужину, – рассмеялся человек.
– Я оценил, – ответил Хартман. – Если не считать того, что даже если мир и пригоден для жизни, то нам нужно взять кучу проб на анализ. К тому же, босс, в программу полета заложен еще один потенциально пригодный мир. Они не сказали, что мы обязательно должны туда лететь. Но если с основной целью полета будет все в порядке, то они крайне рекомендуют посетить и другой.
Том сделал недоуменное лицо:
– Знаешь, Хартман, перед полетом я получил оплату за посещение только одного мира. Они будут платить за второй?
– Не знаю, Том, но они крайне рекомендовали, – ответил робот.
– Знаешь что, Хартман?
– Что, босс?
– Да пошли они к едрене фене!
– Не понял, босс, – ответил робот.
– Пусть сначала заплатят, так понятней? – раздраженно ответил Том.
– Принято! – ответил робот. – Передам им так.
Том отстегнул ремень, фиксирующий его к креслу:
– Так и передай.
Челнок Тома уже вышел на орбиту его родной планеты. Оставалось только подтвердить программу и лечь в гиперсон. Его вовсе не впечатляла возможность увидеть будущее, на Земле еще оставалась семья, жена Эмбер и дочь Сара.
– Никаких ошибок, Хартман, меня ждут дома, – Том подмигнул роботу, мигавшему на панели пятью зелеными лампами индикации.
Ему очень бы хотелось верить, что это правда. В последнее время у Эмбер возникло резкое отторжение к тому, что он делает. Сара росла без отца. Эмбер это раздражало. Им часто требовалось его присутствие рядом в то время, когда он очередной раз совершал облет какого-либо мира, который, по мнению его начальства, был потенциально пригоден. И так до бесконечности. Миров было слишком много, а времени слишком мало. Ему иногда начинало казаться, что все это бесполезная затея и Земля единственная и уникальная. Во всяком случае, он был обязан быть рядом с ними. Но с другой стороны, он делал это все именно для них. Только они являлись его драйвером в этих бесплодных и опасных маршрутах. Он понимал, что рано или поздно ему придется оставить это ремесло, хотя в другой роли он себя не видел. Ну что, ему продавать булочки на узких улицах Парижа или сидеть в пыльной конторке на углу?
Кстати, почему именно Париж? Они много мотались по странам, пытаясь выбрать себе место по душе. Сиэтл, Санкт-Петербург, Мельбурн… Остановились в предместье Парижа, в маленьком старинном особняке мадам де Клюз. Вокруг них, как раз по этой самой улице, стояли дома с балконами, на которых росли цветы. По утрам из соседней булочной пахло свежей вкусной выпечкой. Местная церквушка, звоня в свои колокола, навевала на сердце какое-то умиротворение. Поэтому Париж. Эмбер полюбила этот город.
К тому же тут находилась художественная академия. Они обнаружили у Сары талант к рисованию, и у Эмбер возникла навязчивая идея, что Сара обязательно должна стать художником. Она таскала ее по уличным мастерским, показывая, как художники пишут свои полотна. И даже купила ей краски и полотно, устроив дома миниатюрную студию. Сара делала мазки кистью, но из-за раннего возраста они чем-то напоминали работы Дали, столь же сложные и непонятные обычному человеку.
Но сейчас все эти проблемы остались далеко позади, на голубой планете, что стремительно исчезала в иллюминаторе.
Ольга долго всматривалась вслед улетающему челноку. Она не могла поверить, что он вот так в очередной раз обошелся с ней.
