Пророки в своем Отечестве
Объяснительная записка Вадима Чекунова
Служба в армии – советской, а потом и российской – запомнилась мне, прежде всего, галереей замечательных персонажей, с которыми в обычной жизни я бы никогда не столкнулся. Как и в любом другом полку, были у нас свои воины-спортсмены, отличники боевой и политической подготовки; были вечные «залетчики» и завсегдатаи «губы»; были люди необычайных способностей и талантов (украсть в одиночку полторы сотни бушлатов или выпить что-нибудь страшно ядовитое, но не только не ослепнуть и не умереть, а наоборот, весело и с пользой провести время); были художники и музыканты; были рукастые мастера, способные из ничего соорудить что угодно, и были невероятные «тормоза», умевшие испортить и запороть все, что попадало в их поле зрения.
Но самым уникальным человеком, которого я встретил за все время службы и с которым крепко сдружился, был наш полковой фельдшер, «срочник» из небольшого городка Львовской области. Был он ростом высок, телом худ, лицом страшен – нос крючком и темные круги вокруг глаз. Мог сыграть в кино злого колдуна безо всякого грима. Фельдшера почти никогда нельзя было застать спящим – после отбоя он сидел у себя в боксе и запоем читал разную мистическую литературу и биографии великих людей. Стол его был завален гороскопами, картами Таро и всякими брошюрками по гаданию. За этим человеком в части прочно закрепилась слава ясновидящего и целителя. Диагноз он мог поставить, лишь взглянув на лицо, или по фото рассказать о человеке, назвав и имя его, и профессию, и много чего еще… Офицерские жены тянулись в его каморку постоянно, с домашними разносолами и пирожками. Фельдшер им гадал, давал житейские советы, снимал руками головную боль…
«А погадай мне тоже!» – как-то раз попросил я его. Тот лишь усмехнулся и спросил, всерьез ли я верю в такую чепуху, как гадания… «Ну, как же, вон жены из военгородка, аж верещат, что все сбывается, что ты им наговоришь…» – защищался я. «Да это ж просто психология и информация!» – махнул рукой фельдшер и спросил: «Видишь, какие у меня уши?» Уши его были тоже страшные – крупные, оттопыренные и заостренные. «Я как паук в центре паутины, сижу и слушаю, и перебираю ниточки, делаю выводы…» – поясняя свой метод, фельдшер неожиданно вошел в образ, принялся шевелить длинными пальцами и действительно стал напоминать гигантского паука.
«Ну а как ты по фото имена и профессии людей узнаешь?» – не сдавался я. «Да это ж совсем другое дело, это просто магия и дар свыше», – лениво отмахнулся фельдшер и позвал чай пить. За чаем вдруг задумался и сказал: «Вообще, время смутное. Страна разваливается. Надо как-то жить. Учение какое-нибудь создать…» «Секту, что ли?» – уточнил я. «Ну, называй, как хочешь…» – уклонился фельдшер. – Главное, чтобы люди тянулись и взносы делали». Он задумался еще крепче, а потом решительно произнес: «Но я не стану этого делать, а то увлекусь, сам уверую еще… Я же из чего угодно могу культ сделать!» – глаза медика горделиво полыхнули (так мне показалось). «Так уж прям из чего угодно?» – решил я вернуть его на землю. «Ага!» – безмятежно кивнул он. И тут я брякнул, что первое в голову пришло: «А вот, например, из числа Пи, математического, сможешь?»
Фельдшер снова кивнул: «Конечно. Число Пи вообще священно, ибо это и есть Имя Господа. Каждая цифра там имеет сакральное значение. Три – это, понятно, триединство. Один – бог един. Четыре – это четыре Евангелия. Снова один – потому что Евангелия едины. Пять – это Пятикнижие… Надо учить его наизусть, каждый день, новые цифры – это повышение святости и путь к спасению…»
Отслужив, мы разъехались по разным республикам, которые стали к тому времени самостоятельными странами. Я сошел с поезда на перрон Ленинградского вокзала и решил пройтись по Москве пешком – стоял чудесный апрельский день девяносто второго года. Солнце, теплый ветерок, подсохший асфальт, иномарки на дорогах, девушки в коротких весенних пальтишках, бритые налысо пацаны в безразмерных кожанках, торговый люд всех возрастов, на фанерках да ящиках товар свой разложивший… А вокруг на стенах, на столбах, на витринах – листовки, плакаты и объявления. Тетка, больше похожая на жабу, чем на тетку, притворялась некой Марией Дэви Христос. Демонического вида бородачи зазывали в свои «богородичные центры», где обещали научить любить Бога правильно. И все это вперемешку с обычными «куплю», «продам», «сниму» и «сдам» – джинн коммерции вырвался на свободу и диковато восторжествовал.
Еще несколько лет я с интересом следил за новостями с Украины – не объявился ли там харизматичный пророк-колдун со Священным Числом или иным сакральным знанием. Но, вроде, фельдшер слово сдержал, и учения не основал. Хотя, кто знает? Может, времена тогда недостаточно мутными ему показались. Или время его еще не пришло. Посмотрим, что дальше будет.
А пока – почитаем «Рублевку-3. Книгу мертвых».
Мягкий, приглушенный свет ламп, спрятанных под матовыми плафонами. Тихая, ненавязчивая музыка, льющаяся из невидимых динамиков. Блестящие громадные колбы из толстого стекла с хранящимися в них, в желтой жидкости, останками разных чудищ. Хирургические инструменты, аккуратно разложенные на передвижном столе. Стеклянные шкафы с препаратами и различными медицинскими приспособлениями. Темные мониторы компьютеров и журнальные столы. Кожаные диваны и кресла. Стеллажи с книгами. Фрески с изображениями богов врачевания: Исиды – с расправленными руками-крыльями – и Тота – с головой ибиса, с посохом и анхом в руках.
Сочетание всего этого выглядело странным, и человеку непосвященному трудно было бы идентифицировать назначение этой небольшой комнаты, запрятанной в недрах Пирамиды. Помещение могло быть как операционной, так и анатомическим музеем или библиотекой.
Впрочем, первый вариант перевешивал все остальные. В комнате находился доктор – в белом халате и хирургической маске. Человек же, сидевший в кресле перед большим зеркалом, с лицом, скрытым под намотанными в несколько слоев бинтами, явно был пациентом. На нем был широкий, расшитый ярким орнаментом халат, а на груди поблескивал массивный золотой кулон в виде жука-скарабея.
– Ну вот и все, мой генерал. – Доктор взял со стола ножницы, подошел к пациенту и остановился за его спиной. – Простите за неудобства. Такова уж специфика пластической хирургии. Теперь мы снимем повязку, и вы сможете убедиться в том, что профессор Хмельницкий – по-прежнему лучший в своей области.
