Пролог
Кабул, 13 ноября 2001 года
Зима, считай, уже наступила: днем температура не поднималась выше семи-восьми градусов тепла, а ночью падала ниже нуля. Было ранее утро, холод пробирал до костей. Город лежал в котловине, где скапливался морозный воздух. В оцепенении застыли руины зданий, жалкие лачуги, немногие уцелевшие дома. Несколько деревьев, оставшихся в Кабуле, простерли к небу голые ветви. Остальные были спилены и порублены на дрова.
Обыватели носа на улицы не казали: грелись у печек, кутаясь в одеяла, и счастлив был тот, кому удавалось забыться в коротком сне. Ни на минуту не стихала пальба на городских окраинах. Постреливали отряды хазарейцев[1], узбеков и таджиков, готовившиеся войти в Кабул. Они представляли силы Северного альянса под командованием маршала Фахема. Он сменил легендарного Ахмада Шаха Масуда, который несколько месяцев назад погиб в результате теракта, устроенного талибами[2].
По разбитым дорогам двигались колонны бойцов Исламской милиции, вооруженных формирований талибов. Они отступали в сторону Кандагара, грохотали танки и бронемашины. Власть менялась, а перемены случаются только к худшему. Это здесь давно усвоили.
Прохожих было мало. Встречались хмурые мужчины, кутавшиеся в шерстяные платки, редко – женщины, подобные призракам в своих голубых бурках[3], мальчишки-оборванцы. В основном, дороги заполняли солдаты. Усталые, изможденные, злые. Те, кому не досталось места в грузовиках или на броне танков, ехали на велосипедах, шли пешком, закинув за спину «калашниковы», «маузеры», американские винтовки М-16. Катили командирские джипы, кое-где попадались такси: старые двухцветные «тойоты» и советские «волги» – с белой серединой, желтыми капотом и багажником.
В одном из такси находились трое мужчин – лица у всех напряженные, сосредоточенные. За рулем – Гульман Махмуд, заместитель министра внутренних дел Исламского эмирата Афганистан. Такое название эта страна получила после 1996 года, когда талибы разгромили своих противников, взяли столицу и основали собственное теократическое государство. Теперь чаша весов качнулась в другую сторону, и воины ислама оставляли с таким трудом завоеванные позиции. Но это не было окончательным поражением, они верили, что рано или поздно вернутся.
Гульман был пуштуном, дальним родственником самого муллы Омара – духовного вождя Движения Талибан, и принадлежал к высшей талибской иерархии.
В 1980-е годы, когда в Афганистане правила Народно-демократическая партия, державшаяся на советских штыках, он бежал в Германию. Там о нем позаботилась местная афганская община. Гульмана обучили профессии кулинара. В этом качестве он преуспел, его звали в лучшие рестораны. Однако, подобно многим соплеменникам, молодой афганец не чурался наркобизнеса: им заинтересовалась полиция, и парню пришлось убираться из страны, где он собирался обосноваться всерьез и надолго.
Гульман не захотел возвращаться в Афганистан, там разгоралась новая гражданская война. Вначале верховодили «семь сестер» – семь партий моджахедов, свергнувших правительство последнего лидера Народно-демократической партии и советского ставленника Наджибуллы. Но, перессорившись, они принялись враждовать друг с другом, устраивая кровавые усобицы. Страна погружалась в хаос. Поразмыслив, Гульман направился в соседний Пакистан. Многие так поступали – счет афганским беженцам шел на миллионы.
Гульман больше не связывался с наркотиками, хватило с него немецкого приключения. Он занялся торговлей медицинскими инструментами, которые производятся в Пакистане и славятся своим качеством и дешевизной. Небольшая фирма, созданная им на паях с несколькими соотечественниками, подрядилась поставлять этот товар в Европу. Дело шло на лад, бизнес процветал, вот только Гульману от этого мало что перепало. Его деловые партнеры жульничали и в один прекрасный день власти прикрыли успешное предприятие. Расплачиваться пришлось Гульману, всю ответственность за мошенничество свалили на него. Судья получил весомую взятку и осудил Гульмана на пять лет заключения.
Пакистанские тюрьмы совсем не комфортабельны, и пребывание там часто заканчивается для сидельцев трагически. Умирают от болезней, скверного питания. Заключенные сводят друг с другом счеты, многие погибают в результате жестоких разборок. Трудно сказать, что уберегло Гульмана, ведь афганцев в Пакистане не жалуют, и он легко мог стать объектом издевательств и насилия. Ходили слухи, что ему помог дальний родственник, который набирал в Афганистане все большую силу. Кто знает, как там было на самом деле… Но повезло парню, вышел на свободу.
Но совершенно точно известно, что когда молодой человек вернулся на родину, одноглазый мулла (вождь талибов лишился глаза в боях с советскими войсками) позаботился о нем. Гульман сделал феерическую карьеру. Вначале его определили по внешнеполитическому ведомству, одарив должностью первого секретаря афганского посольства в Исламабаде. Отсутствие образования, знания языков талибов не волновало. Критерием были идеологическая преданность и близость к верхам.
В посольстве Гульман отслужил около года, затем получил повышение, и какое! Мулла Омар вызвал его в Кабул, назначив заместителем министра. На этом высоком посту бывший заключенный и дипломат ожесточился, научился цинично распоряжаться жизнями людей. Руководил истреблением хазарейцев в Якавланге, уничтожением гигантских статуй Будды в Бамиане.
Гульман устроил личную жизнь – женился, нарожал детей. Однако в сентябре 2001 года период удач для него закончился. Государство, которому он служил, доживало последние дни. Семья Гульмана оказалась на территории, захваченной северянами, вестей от нее не было. Наверное, поэтому он был так сумрачен, разговаривал отрывисто и зло.
Впрочем, машину вел уверенно, свободно ориентируясь в царившей вокруг сумятице. Патрулям, которые останавливали такси для проверки документов, достаточно было увидеть его носатую физиономию, чтобы, поспешно извинившись, разрешить дальнейшее движение. Еще недавно они бы безмерно удивились тому, что человек, внушавший всем страх и почтение, путешествует не в «лэндкруизере» с личным шофером, а в скромном такси. Теперь никто ничему не удивлялся, все рушилось, могущество талибов было подорвано.
Рядом с Гульманом – нервный, мнительный Наик Мардан, советник пакистанского посольства. Ему трудно было скрывать свой страх. Сжимая коленями потные ладони, он говорил быстро и бессвязно:
