Вам, наверное, интересно знать, как становятся парапсихологами? Ну, сначала переживаешь клиническую смерть, затем начинаешь бояться луны, далее – себя, а потом, собственно, и становишься парапсихологом. По крайней мере, в моём случае всё произошло именно в такой последовательности (в цепь событий, однако, обязательно нужно добавить наличие двоюродного дядьки, психотерапевта и консультанта по широкому спектру психических аномалий, оказавшего в своё время немало услуг одному из спецотделов КГБ). С жизнью я чуть было не расстался довольно глупым образом, когда в ходе затянувшегося пикника ночью полез с перепою купаться, разругавшись насмерть с моей тогдашней любовью. Пьяная злость завела меня далеко вглубь обширного водоёма, а потом бросила одного. Какое-то время я продолжал орать и барахтаться, потом мне это надоело, и я пошёл ко дну. Однако лодка со спасателями была уже рядом, меня успели-таки словить за волосы и вытащить на поверхность, тогдашняя любовь сделал мне искусственное дыхание, я проблевался и остался жить. Любопытно, что в ходе всей этой суматохи уже на берегу не досчитались одного из спасателей, и лежало бы на мне клеймо убийцы на всю оставшуюся жизнь, но он вскоре кое-как приплыл. Всё, что я помню после того, как начал опускаться на глубину, так это отчётливое ощущение засасывающей меня воронки, в конце которой вроде бы и был какой-то просвет. Не бог весть что, но и этого оказалось вполне достаточным для вереницы постоянных кошмаров и начавшихся было сложных отношений с полной луной, до тех пор, пока как-то раз у меня не возникло ощущение, что лунная дорожка тоже принялась меня засасывать. Тут на сцене и появился дядька. Довольно быстро он обнаружил, что я каким-то неведомым образом могу свободно изъясняться и писать на нескольких неподдающимися расшифровке древнеассирийских наречиях, и моя судьба была решена. Дядька сделал себе имя в широко открытых кругах, о чем давно мечтал, а я в благодарность за это получил работёнку, которую только и может желать сумасшедший. Я сам стал заниматься сумасшедшими.
Вскоре я познакомился с Кириллом. Он был старше меня и опытнее в подобного рода времяпрепровождении, но старался этого не показывать и если и начинал поучать, то действительно в случае необходимости. Как он оказался в команде, я точно не знаю: краем уха слышал только, что его сестру заманили в секту, он пытался её спасти, не смог, чуть не погиб сам, потом его покружило-понесло, и принесло в наш наглухо закрытый при любой власти и режиме институт. Первое наше с ним дело касалось тучного гражданина, покусанного за самые разные места; гражданин утверждал, что кусает его какая-то злобная тварь из снов. Фильмы про славного Фредди Крюггера уже нашли свой устойчивый круг поклонников в видеопрокате, и я, зелёный и наивный, несмотря на все свои прежние разборки с подсознанием, отнёсся к его рассказам весьма скептически, за что и был покусан той самой тварью за разные места, а лёгкий шрам на кончике носа до сих пор служит мне напоминанием о былом скептицизме. Кирилл до того был покусан уже не раз, и после депортации твари в бог знает какие области тьмы отделался лишь незначительными царапинами.
После разбора полётов мы с ним как-то сблизились, главным образом для того, чтобы отчаянно зарубаться друг с другом на самые разные темы. Стоило одному высказать свою точку зрения, как другой тут же вставал к ней глухую оппозицию, изощрённо ища слабые места в доводах приятеля. Так, после брошенной мимоходом Кириллом фразы, что гомосексуализм – это сугубо противоестественное явление, я тут же кидался в атаку:
– Да в чём они виноваты-то? Такими уж родились.
– Ничего подобного! Это раньше они такими рождались, а теперь уже есть целая гомосексуальная культура, которая таких и порождает, – начинал кипятиться Кирилл.
– Ну и что тут противоестественного? Пусть живут, как хотят, – толерантно парировал я.
– Да они другим мешают жить! – не на шутку уже заводился мой оппонент. – Рушится гармония мужского и женского начала, когда мужское оттенено женским, и наоборот. Мужчины стали вести себя вести, как бабы, а про последних и говорить нечего. Белая раса вырождается, а этим скоро браки разрешат заключать, чтобы усыновлять детей и делать из них гермафродитов.
– Да вы, батенька, гомофоб…
– Я просто хочу, чтобы это всегда оставалось исключением, а не нормой.
Или вот я, в расслабленном состоянии, после пары рюмашек горькой, задумчиво ронял:
– И как это большевики гражданскую войну выиграли? В голове не укладывается…
Кирилл немедленно лез в спор:
– Что там у тебя не укладывается? Они для того к власти и пришли, чтобы Россию в крови утопить. Пока офицерьё государя императора оплакивало да мужичков взбудораженных пороло, они вешали и стреляли, стреляли и вешали… И тех и других. Семьями, деревнями… А Европа руки потирала: пусть азиаты друг дружку поизведут, чем меньше их останется – тем лучше… Сволочи цивилизованные.
– Угу, – тонко усмехался я. – И именно этой сволочью ты, как настоящий русский со времён Петра I, и хотел бы стать. Нет?
– Да пошёл ты…
И так далее.
После гибели Олега Борисовича Кирилл занял его место, став моим боссом, и немедленно поручил мне курировать лешего, у которого отобрали фуфайку, облачили в подходящий камуфляж и сделали егерем заповедника. Куда-либо переезжать он отказался категорически. В самом заповеднике после отбытия фольклорных персонажей стали стремительно происходить природные катаклизмы: быстро затянулось озерцо, рассосалось болото, исчезли дубы-колдуны – только хвойная чащоба и осталось, разрастаясь и мрачнее день ото дня. Лешего это вполне устраивало. Когда бы я ни приехал, он всё сидел на ступенях своей избушки, посасывал подаренную мной трубку и созерцал приближение хвойных лап. Разговаривать он стал мало, бражничать бросил совсем, поясняя, что теперь у него получается одна лишь отвратная сивуха, и гостям никакой радости не выказывал. Он словно бы ждал чего-то, прислушиваясь к скрипу деревьев, какого-то знака, которого всё не было и не было. Мы провели с ним немало мудрёных тестов в надежде запротоколировать его сказочную сущность, но всё без толку. Сказочного в нём не осталось ни на грош. А всё, что осталось, никого удивить не могло.
