Смерть пришла сделать свое дело. Женщина умирала за стенкой, разделявшей кухню и комнату.
Звуки, которые вырывались из ее горла, походили на шуршание сухой пыльной бумаги. Олег подумал, что осталось немного, и боялся закрыть глаза. Если сделать это, звуки из комнаты не прекратятся никогда; так ему казалось в эти минуты, когда он стоял, прислонившись спиной к простенку между шкафчиком и косяком двери.
Она звала его. Из забитого горла вырывалось одно-единственное слово. Он знал, что это. «Олег!» Шепот полузадушенного человека.
Олег сцепил руки, так что щелкнули суставы указательного и среднего пальца. Почти одновременно с этим в комнате упала со стола миска. Послышался удар, миска покатилась, выбрасывая из себя содержимое. Недоеденную курицу. Остатки мяса, кости, разгрызенные вдоль, расщепленные для того, чтобы высосать мозг. Олег задрожал, мочевой пузырь сдавило. Сейчас хлынет струя мочи, потечет по трусам и брюкам, потом доползет до ботинок. Это пугало сильнее всего. Звуки из комнаты стали разнообразней, теперь к свисту и тихому хрипу добавилось нечто скрежещущее.
Она возила ногтями по столешнице, покрытой изрезанной клеенкой. Смерти предшествует агония, подумалось Олегу. Еще две секунды назад он мог отойти от стены и сделать то, что спасло бы ей жизнь, но не двинулся с места. Хотел, но ничего не сделал.
«Олег!» С тем, что приходит во сне, невозможно бороться. Остается только наблюдать.
Наступила тишина. Он почувствовал себя обманутым, ведь надеялся, что ее смерть будет безболезненной. Судя по всему, она осознавала происходящее до того момента, когда мозг отключился навсегда и сердце остановилось. Теперь ее тело стало грудой мяса и костей, постепенно остывающей плотью, предназначенной для того, чтобы ее бросили в землю.
Тишина в квартире. Не было слышно даже, как тикают часы на стене. «Олег!» Он скривился, скорчил гримасу. От висков по щекам стекал пот. Звук щелкающих суставов отчасти вернул его в сознание. Сколько он простоял здесь? Самое большее полминуты. Сколько времени надо человеку, умирающему от асфиксии? Во сне не было ответа на этот вопрос…
За стенкой находится мертвая женщина, которая сегодня утром проснулась рядом с ним, ни о чем не подозревая. Ему было известно, когда нужно выйти и спрятаться на кухне. Он так и поступил. Текли минуты. Стал слышен ход часов. Каждое движение стрелки по циферблату точно вбивало в его мочевой пузырь очередную иголку.
Он постоял еще немного. Потом решил, что необходимо выйти. Невозможно стоять здесь вечно. Она мертва, и у него появились перед ней новые обязанности, которыми нельзя пренебречь.
Он вышел из кухни, ступая на цыпочках, и заглянул в комнату. Сидя друг напротив друга они завтракали здесь пять минут назад. В алюминиевой миске лежала вареная курица, целая. Когда она занялась ею, он съел свой кусок мяса и удовлетворился им. А она любила курицу, но, казалось, ест ее только для того, чтобы добраться до костей и начать разгрызать их.
Олег смотрел, как его невеста, покончив с гарниром, начала раздирать куриную тушку. Жирные пальцы отделяли мясо от костей. Профессионально. Он знал, что эти пальцы действительно были ловкими, а иногда и жестокими.
Тело оставалось сидеть на стуле. Голова лежала на столе, возле тарелки с остатками риса, грудь упиралась в край столешницы. Он помедлил и шагнул ближе, замечая другие подробности. Хотелось в туалет, но он знал, что ему нельзя уйти, не посмотрев. Миска лежит справа от стола, перевернувшись, курица – мясо, жилы, кожа, хрящи – рассыпалась веером, бульон, скопившийся на дне миски, оставил на линолеуме корявый рисунок. Возле лица мертвой – осколки куриной кости. Их крошечный фрагмент попал ей в горло, и теперь его невеста мертва. Всего-то и надо было, что есть помедленней.
Она не спешила на работу, просто питала страсть к мозгу внутри куриных косточек. А теперь мертва. Синее лицо, высунутый язык. Его кончик касается клеенки.
Олег стоял, опустив руки по швам, и смотрел, околдованный этим зрелищем. Его взгляд приковало не столько лицо и полуоткрытые глаза, сколько босые ноги. Пока она боролась за жизнь, ее тапочки с задниками слетели с ног. Слетели и легли крест накрест. «Олег!» Нет, она не может говорить. Он поднял руки, прижал их ненадолго к ушам. Никто здесь не произносил его имени.
Внезапно он сорвался и побежал в туалет. Расстояние до него казалось огромным. Световые годы. Сейчас моча ударит в трусы, чтобы в очередной раз напомнить ему… что? Что он наверняка сумасшедший.
Вбежав в туалет, он захлопнул дверь и мучительные пять секунд возился со шпингалетом. Расстегнув ширинку, вынул пенис и закричал. Моча ударила в стенку унитаза, поплыл аммиачный запах, вызвавший у него тошноту. В минуты, когда его со всех сторон обступали сны, всегда появлялась боль, и с ней ничего нельзя было поделать. За многие годы ему так и не удалось с этим свыкнуться. Знай он точно, что дело в какой-нибудь инфекции, он давно бы обратился к урологу, но проблема совсем в другом. Против этого недуга не существовало лекарства. Он знал. Знал с шести лет, когда впервые увидел кости и услышал их голоса.
Моча иссякла. Олег застегнул штаны. Ему трудно было решить, что делать теперь. Это казалось ему невыполнимой задачей. В квартире висела невыносимая, тяжелая тишина. Ее было ни сдвинуть, ни забыть о ней, ни сделать вид, что ее не существует. Тишина уподобилась мертвой женщине за столом.
Он открыл туалет, но вышел не сразу. Что было еще в его сне? Какие указания? Он ждал и в конце концов понял, что ответа не получит. Пора было заниматься делами.
Олег снова подошел к трупу и наклонился, заглядывая в до неузнаваемости изменившееся лицо. Сегодня ночью ему приходилось целовать его, а теперь оно похоже на гниющее мясо. Подкрадывается страх. Осознание…
Проверить пульс. Даже если ясно, что она не дышит, пульс надо проверить. Его пальцы, проделав долгий путь, полный сомнений, соприкоснулись с кожей на шее. Биения крови не было. На ощупь кожа мертвой женщины казалась маслянистой. Он подумал, что так потеют люди перед смертью. В этом не было иронии или бравады, никакого удовлетворения или скрытого смысла. Только констатация. Не пот от секса, а предсмертные выделения. Он удержался, чтобы не понюхать пальцы, и отошел от стола, не поворачиваясь спиной.
«Олег!» Опять этот голос, не принадлежавший живому человеку. Одно слово, произнесенное посиневшими губами.
Он присмотрелся, точно зная, что губы его мертвой невесты были неподвижны.
«Олег!»
Фигура матери… Осуждающе-напряженная поза. Сдвинутые брови человека, который не хочет поверить… Или не способен.
(Мама, а что мне делать, если я снова их увижу? Нет, я увижу, я знаю, что увижу. Они о чем-то мне говорят и совсем не голосами, мама. Я не сочиняю.)
