Смотрю, как вода бежит, бежит. Один-одинёшенек на корточках у журчащего ручейка. Смотрю, как вода поднимается, напирает на запруду, которую я соорудил из глины и веток. Чудесный денёк и на небе ни облачка.
Подходит друг, присаживается рядом. Смотрит на воду и на меня. Морщит лоб. Во что играем? Но я и сам пока не знаю. Вокруг столько удивительных вещей! У них еще даже нет имен. Вот если бы построить здесь мир – настоящий, большой, прекрасный!
Вода в запруде мутная, грязноватая. Не беда. Стоит лишь чуть-чуть прищуриться, представить, как будто понарошку – и ручей вспыхивает, словно охваченный пламенем. Солнечные блики повисают в воздухе, как огненная арка, а прозрачная вода сверкает, как хрустальная.
Друг даже не удивляется. Как будто так и нужно. Как будто так и есть на самом деле. Впрочем, я и сам не знаю, как на самом деле. Но только на мгновение. И вздрагиваю от этого странного ощущения.
Мы всегда играем вместе. Теперь, как два собрата-мастера, спокойно и серьезно беремся за дело.
А что если посреди бурных вод устроить остров – надежную твердь и сушу? Пусть это будет счастливый, совершенный мир, подобный чудесному раю. Понадобится лишь немного глины. Всё богатое многообразие и сила прорастут из одного здорового зернышка. Вот так чудо! Огромная вселенная раскрывается, разворачивается, как будто сама из себя…
Если приглядеться, можно рассмотреть всё-всё-всё. До мельчайшего листочка и песчинки. Всякая трава и дерево приносят свой плод, а в водах множится всякая живность. В океанах и морях изобилие рыб и китов, в воздухе пернатые, а на суше всяческие животные и пресмыкающиеся гады.
И вот, конечно, над всем владычествуют человеки, мужского и женского пола. По образу и подобию. Народ процветает и умножается, заселяет землю.
Как праздник. От радости перехватывает дыхание. Один миг вбирает в себя прошлое, настоящее и будущее.
– Только посмотри, – говорю другу.
А он и в этот раз не удивляется. Как будто так и надо. И слов у него нет. Как зачарованный, щурится на солнечные блики. У меня даже мелькает мысль: а что если весь этот мир сотворился вовсе не по моему, а по его хотению-повелению? Поэтому и молчит?.. А может, ему кажется, что всё это просто часть игры? Простодушно улыбается.
Как хорошо! Чудесно!.. Мы обмениваемся счастливыми, торжествующими взглядами.
О, ужас! Откуда ни возьмись, какая-то черная, злая тень накрывает, проскакивает мимо нас. И вот уже игрушечная запруда мгновенно, безжалостно растоптана, разрушена. Волна устремляется вперед, в мгновение ока сносит игрушечный мир-остров, а хрустально-чистая вода превращается в кровь. Потом вода уходит. Совсем скоро мертвый уродливый кусок глины высохнет на солнце.
Откуда взялся этот мальчик? Уходя прочь, оглядывается. Злобно усмехается. Зачем, почему он это сделал? Никому не ведомо.
Но я так хорошо знаю эту усмешку… Откуда?
Сердце разрывается от горя. Друг и я горько рыдаем о рае – о бесчисленных поколениях добрых, чудесных людей, которые теперь уж никогда не родятся.
– Дурак! Злодей! – всхлипываем в один голос. – Вот бы и тебя так… наказать! Чтобы ты засох, как жизнь, которую погубил!
А он уходит, не спеша, продолжая усмехаться. О, конечно, я чувствую, стоит мне только пожелать, стоит только прищуриться, он и правда врастет в землю, высохнет, почернеет, как какое-нибудь мертвое дерево. Я уверен. Но он уходит жив-невредим. Я читаю в его косой усмешке: «Нет, ты не можешь погубить меня! Только попробуй! Пожелай мне смерти! Ты же знаешь, добрая душа, что в тот самый миг, как ты это пожелаешь, кончатся этот мир, время и само пространство…»
Хотя из его уст может выходить одна лишь ложь, это действительно так. Поэтому я сдержусь. И так уж все вокруг говорят, что любое мое слово непременно исполняется.
Да и не нужно ему никакой причины! Он всегда будет творить зло, не зная усталости и сомнения. Потому что это его единственное «зачем».
Так или иначе, конец лету, да. Погода уж совсем малахольная: один день льет, как из ведра, а другой, пожалуйста, опять солнышко греет. Ну и всхолодало. За околицей, огород, перекопанные картофельные грядки под старым корявым дубом уже сплошь усеяны листьями и желудями. Старики говорят, если упаси Боже, год неурожайный, то к молотым желудям с мякиной нужно лишь чуток ржаной муки – и хлебушек печется сносный, прожить можно. Но в этом-то году урожай, слава Тебе Господи, обильный.
В общем, если б не эти слухи, то всё лучше и не надо. Однако, по слухам, Свету Конец – не за горами. И птицы-то, и солнце, и луна со звездочками – уж почти исчезли.
А тут… еще появились эти «они», страшно таинственные.
Говорят, в соседнем селе «они» закрыли церковь. А с какой стати? Церковь ведь, по всем нынешним законам и свободой вероисповедания, и от государства-то отделена. Так почему, спрашивается? Да только кто разбираться станет! Эдак скоро они и проповеди в храмах запретят произносить, а священству станут волосы стричь. Недавно и колокольный звон запретили. А еще, Господи спаси, грозят воспретить младенцев крестить и молодых венчать. Вот оно как: просто прошел в иерейском облачении по деревне – и уж готово тебе обвинение в религиозной пропаганде, подрывной деятельности. Ты уж у них преступник-контрреволюционер.
Вот, соседского отца Николая с его дьяконом Алексеем увезли неизвестно куда. Ни слуху, ни духу. А ведь мы с дорогим батюшкой друг друга исповедовали и причащали. А еще дали друг другу клятву ни за что не отказываться от ношения рясы и уж, конечно, не обстригать волосьев.
Только давеча батюшка жаловался, что церковный народ так запуган, что и в храм боится ходить.
Как же теперь?
Сегодня днем из соседнего села прибежала старуха, насмерть перепуганная, рассказала, что у них дверь в храм большими гвоздями заколотили и даже приложили маленькую восковую печать. Говорят, священника с диаконом утопили в реке, в самый день ареста. Может, и нет, но надежды мало. Кто все эти ужасные слухи распускает?
А день сегодня как раз чудесный, ясный. Птички чирикают, как будто весной. Солнце никуда еще не делось, сияет, даже глазам больно. Однако как вспомнишь, подумаешь про «этих», кто такие, откуда взялись, так содрогнешься всем телом. Просто жуть берет. Вот уж правда, всё точь-в-точь по Книге Апокалиптической… В одном я всё-таки совершенно уверен: «они» – такие же люди, обыкновенные человецы.
Служу вечерю как можно дольше. Не пропускаю даже малой подробности или части. Молюсь за всех и вся. Само собой, и за «этих». То есть, за тех, кто увел батюшку с дьяконом.
Даже когда после службы прихожу домой, никак не могу успокоиться, продолжаю молиться. Супруга и дети смотрят на меня растерянно. Даст Бог, всё будет хорошо, успокаиваю их. Что еще скажешь.
