Штырь выбрался из города и целенаправленно пошёл в сторону леса. Я чертыхнулся, и отстал от упыря довольно прилично. Если эта скотина почует слежку – и товар скинет, и сам в отказ пойдёт. А выслушивать в очередной раз от майора какие мы – опера уголовного розыска раздолбаи – не хотелось категорически. Итак показатели раскрываемости нашего доблестного отдела в том году на какие-то там доли процента понизились, отчего начальника отдела изволили выдрать в областном управлении. Что характерно, драли без вазелина. Естественно, товарищ полковник выдрал нашего руководителя – начальника угро. Подозреваю, что тоже без смазочных материалов. Ну, а тот в свою очередь дрюкнул нас, оперов. То есть, оперативных работников уголовного розыска. Разумеется, тоже безо всяких там смазок. Мы в течение пары часов выслушивали о себе кучу всего нелицеприятного. И о том, что легче «пэпсов», то есть сотрудников патрульно-постовой службы набрать – они лучше работу будут делать. И о том, что у курицы мозгов больше! А опер – это вам не бегать и кулаками махать, а думать! Тут под горячую руку досталось всем и вся.
Впрочем, мы терпеливо молчали. Знали, что претензии начальства обоснованы. Действительно, последнее время не везло нам катастрофически. Дело с ограблением на нашем участке микрофинансовой шарашки раскрыли опера из соседнего города. Случайно раскрыли, но палка им пошла. А мы хоть и шли по следу бандосов две недели, на пятки наступали, а остались ни с чем. И так – куда ни плюнь. Потому виновато молчали, запоминая на всякий случай самые удачные обороты из речи начальника. После профилактической вздрючки за работу взялись рьяно, и даже немного реабилитировались. Раскрыли две кражи за неделю. Тут ещё тяжкие телесные практически с неба упали. Один синяк другого порезал и ушёл к себе в квартиру спать. Взяли по горячим следам. Доказуха железобетонная. Ножик с отпечатками. Пятна крови на рубахе. И чистосердечное.
Этот ханурик, кстати, и наводку дал во время допроса. Сказал, что Штырь собирается партию оружия продать кому-то. Штыря мы знали давно и основательно. Его биографию каждый опер мог отбарабанить, как «отче наш» богобоязненная бабуля. Иван Георгиевич Штырко, он же Штырь, уроженец Белгорода семьдесят седьмого года рождения. Наглый, беспринципный, но неудачливый. Первый раз присел в колонию ещё по малолетке. За разбой. Повадился шапки норковые с лохов снимать. Да нарвался на мастера спорта по боксу однажды. В итоге очнулся в больнице, а над его кроватью уже сидел сотрудник милиции, готовый снимать показания. Потом были кражи. Продажа наркотиков. И всегда палился Штырко глупо и бестолково. В общем, к своим сорока пяти годам Штырь отсидел в колониях в общей сложности лет двадцать по разным статьям. И тут – такая удача! Два-два-два уголовного кодекса – это вам не кража какая-нибудь! А если стволы серьёзные, да ещё корешей Георгича подтянуть – совсем красивая тема нарисуется. Вот и пасли мы его уже вторую неделю.
При себе оружия у Штыря не было. И нужно было выяснить, где он прячет стволы. А у меня сегодня с утра прям чуйка сработала – эх, будет что-то! И тут Штырь круги по городу стал нарезать. Я встрепенулся. И шёл, уже подрагивая от возбуждения. За городом следить сложнее, но тут выбор у бандоса был небольшой – либо лесок, либо заброшенные меловые штольни. В итоге, к штольням Штырь и направился. Я подождал, пока он зайдёт внутрь, и рванул следом. Не упустить бы. Там столько ходов и ответвлений, что можно запросто разминуться. Потому, подбежал я максимально быстро и замер перед входом. Тишина. Аккуратно заглянул внутрь – никого. Выдохнул, сцепил зубы и шагнул в темноту. Фонарик не зажигал, понятное дело, чтобы себя не выдать. Крался на носочках и слушал, пытаясь определить, куда свернул Штырь. И слева, в одном из ответвлений, вроде бы услышал подозрительный звук. Тихонечко пошёл туда. И вскоре упёрся в стену. Хотел уже назад двигаться, но слева увидел мерцание, и понял, что коридор не закончился, а просто повернул под углом в девяносто градусов.
Я вновь стал тихо красться к мерцанию. Решил, что это фонарик Штыря. Хотя быстро убедился, что ошибся. Светилась глухая стенка коридора. Вернее, не светилась, а мерцала. Прикольно так, переливаясь разными цветами от синего, до ярко-жёлтого. Подошёл ближе. Протянул руку к этому мерцанию. И знал же, что если есть что необычное – не лезь! Не трогай! Но мы, опера, на чужих ошибках не учимся. Нам же самим пощупать надо! Ну, и въе… втащило меня знатно. Так, что искры из глаз посыпались. И будто свет из старого кинопроектора искры эти всю жизнь мою высветили от учёбы в школе и армейки, до службы в рядах доблестной полиции. А потом накатила боль. Жуткая, выворачивающая наизнанку, перекручивающая все кости. Она вгрызлась вначале в руку и быстро разошлась по всему телу. Я хотел заорать, но не чувствовал губ, рта. Только жуткую, всепоглощающую боль во всём теле. Она пульсировала и выжигала каждый мой нерв. А потом всё погасло…
В себя приходил я долго. И вначале даже испугался, что ослеп – вокруг была кромешная тьма. Впрочем, чуть позже понял, что это просто не освещённое помещение. Сразу стал думать, что же меня так шарахнуло. И решил, что, видимо, высоковольтный кабель какой-то там к стене подходил – оттуда и свечение. А я сдуру взял и сам прикоснулся. В ужасе стал щупать руки – не обгорели ли? Видел однажды «жмурика» после высоковольтного кабеля. Он решил попѝсать на провод, и бог электронов его не простил. В общем, там от человека головешка чёрная осталась. Естественный отбор во всей красе. Вот и испугался я в первый момент, что тоже стал жертвой естественного отбора. Впрочем, на ощупь ладони вроде как оказались целыми. И не болело ничего. Только кололо руки и ноги, как после долгого онемения. Но и это быстро прошло, как только я начал шевелить конечностями. А после и вовсе встал, но тут же упал, споткнувшись о кучу битого кирпича.
Откуда здесь кирпич, и где я вообще нахожусь, было непонятно. Вроде в штольне кирпича не было напрочь. Впрочем, если я всё ещё там, нужно выбираться. Я лихорадочно вспоминал: шёл налево и потом ещё раз налево. Значит, выходить нужно наоборот. Я нащупал стену и медленно побрёл к выходу, послав Штыря с его стволами куда подальше. Повернул направо, потом ещё раз. И увидел свет в конце тоннеля. Обрадовался и потопал, уже не таясь. Но через пару шагов остановился и удивлённо осмотрелся. Вместо меловых стен штольня была… выложена кирпичом! Удивлённо заматерился, и всё же решил идти дальше. Затхлый запах штольни уже нервировал. А когда вышел – заматерился снова. Вместо привычных окрестностей Белгорода и старенького заборчика я увидел лес! И полузаросшую тропинку, убегающую в заросли.
