– Рюмси!
Рюмси отстраненно смотрела в окно. На ее лицо падал кровавый отблеск лениво уходящего солнца. Дул все еще теплый осенний ветерок. Издали доносились тоскливые завывания деревенских псов. Осколки сна неторопливо улетучивались из памяти.
– Рюмси!
Запах гари в комнате еще чувствовался, хотя голова болела уже не так сильно.
Позавчера люди расправились с соседями и сожгли их дом. Легкий дым вздымался над местом пожарища. Мясо, которое продавали соседи, оказалось человеческим. Стало понятно, кто стоял за исчезновением детей. Вывернуться у лиходеев не вышло.
Птицу в небе уж видать,
Не получиться соврать.
Впервые Рюмси радовалась, что у них не было денег и отец не мог позволить себе купить мясо, даже по столь ничтожной цене.
– Рюмси! – снова прозвучал голос братика.
Братик стоял возле нее. Как всегда, громкий.
– Тебя отец зовет! – прокричал он. – Все хорошо?!
– Я, наверное… задремала, – отозвалась девочка.
– Стоя?!
– Видимо, из-за дурацкого дыма. Мне померещилось, как двое… колдунов соревновались. А еще стоял день, но на небе я не заметила Птицы Правды. Представляешь? Так непривычно.
– Конечно, померещилось. Ты же знаешь: колдунов давно нет! Всех убили! Иначе не было бы мезости! И все смогли бы врать!
– Мерзости, – поправила Рюмси. – И называй это Птицей. Ненавижу слово «мерзость».
– Потому что тебя иногда так называют, – то ли спросил, то ли подтвердил мальчик, ничуть не смутившись. – А мне нравятся твои пятна, и для меня ты – самая красивая.
Рюмси не стала объяснять, что причина не только в отметинах под глазами.
– Спасибо, – улыбнулась она, неосознанно прикоснувшись к щеке. – Но оно ведь парит в небе. Верно?
Братик кивнул.
– И формой немного похоже. Многие называют это Птицей. Вроде как подходящее название. Согласен?
– Наверное, – пожал плечами мальчик и тут же напомнил: – Отец зовет!
– Уже иду.
Братик кивнул и убежал. Рюмси еще раз выглянула в окно. В некоторых домах уже светились окна. Она улыбнулась, вспомнив, как в детстве ей чудилось, будто тысячи чудовищ из Вечного Леса наблюдают за ней во все глаза. Сейчас она почти взрослая и страхи у нее теперь другие.
Когда Рюмси вошла в общую комнату, в ноздри издевательски ударил запах еды. Необыкновенно вкусный и давно забытый запах. Живот заурчал, словно потревоженный вредный ребенок, которого еле усыпили. Юшка и травяные напитки обманывали желудок лишь ненадолго.
На столе стоял закопченный глиняный горшок, отдающий теплом. Легкий налет сажи в игре света от свечей и печки превращался в подобие улыбки, точно горшочек сам радовался, что наконец наполнен нормальной едой. Пахло кашей с жиром.
– Садись кушать, – улыбнулся отец.
– Откуда еда? – удивилась Рюмси.
Отец проигнорировал вопрос.
Младший брат косился на горшок, но подходить не осмеливался.
– Ты не голодная? – нахмурил брови отец.
Теперь уже промолчала она. Нет смысла отвечать, если не только они, а вся деревня живет впроголодь.
– Какой аромат, – вошел в дом старший брат. – Вы что, без меня хотели ужинать?
Он поспешил к столу, на ходу потирая руки.
– Я, например, и не собиралась, – лукаво улыбнулась Рюмси. – Пока ты не вошел, думала, что отец тебя приготовил.
Все прыснули со смеху. Кроме отца.
– Пап, а где ты крупу достал? Это ведь не из запасов? – удивился старший.
Братья обступили горшочек.
Отец обратил на них взгляд своих суровых глаз:
– Это не вам! – сказал он, повысив голос. На строгом лице мужчины читалось недовольство. – У Рюмси день рождения.
