Ей снился сон: она идет по пыльной дороге, раздавливая босыми ногами лепестки цветов, сок от которых тут же превращается в кровь, которая густыми ручьями стекает по обе стороны от дороги в невидимый овраг…
Она проснулась от собственного крика. Оглянулась. Была ночь, до утра далеко…
Не зажигая света, она достала из-под подушки написанное накануне письмо, коснулась рукой головы спящего рядом мужчины, провела по волосам, словно прощаясь. Встала, накинула на плечи свой плащ, который черной громадной кошкой свернулся в изножье кровати, на цыпочках вышла из комнаты и уже через несколько минут стремительно сбегала по лестнице вниз, на холод, в ночь…
* * *
– Логинов, я тебя сегодня не отпущу на работу, во-первых, у тебя температура, а во-вторых, сухой кашель…
Наталия, забравшись с ногами в низкое глубокое кресло, смотрела, как Игорь натягивает на себя толстый белый свитер, и злилась на то, что он совершенно не обращает внимания на ее слова.
– Знаешь, тогда иди, раз ты считаешь, что все, что я тебе советую, – пустой звук. Больше ты не услышишь от меня ни слова.
Логинов повернулся к ней, задержав взгляд на ее спутанных длинных волосах, сбившихся на одно плечо, и миролюбиво улыбнулся:
– Может, ты и права… Вернее, нет, я не то собирался сказать… Ты безусловно права. Но мне надо. Вот освобожусь после обеда и приду, лягу и буду пить все, что только ты мне ни дашь. Можешь дать мне даже рыбьего жиру.
– От него слепнут. Поэтому я оставлю тебе вот на этом столике лекарства и записку, в которой будет написано, что и сколько… – Но договорить Наталия не успела: раздался телефонный звонок.
– Это тебя, – обреченно сказала она, даже не снимая трубки: привыкла к тому, что ее телефон стал средством связи ее любовника-прокурора с внешним миром. А если точнее, то с миром преступников.
Она наблюдала за тем, как резко меняется выражение лица Игоря, понимая, что никакая сила теперь уже не сможет удержать его дома: опять что-то случилось, очередной труп.
Логинов положил трубку и как-то странно посмотрел на нее:
– Наташа, когда ты последний раз видела Полину?
– Вчера, а что?
– Она живет на Мичуринской, шесть?
– Да, а что случилось? Ты же сам все прекрасно знаешь: и где она живет… и вообще, в последнее время она достаточно часто бывала у нас, чтобы ты о чем-либо подобном расспрашивал. Не молчи!
– Ты сможешь сейчас поехать с нами?
– Что с ней? – побледнела Наталия, которая и так все поняла, но еще надеялась, что это ошибка. «Это не Полина, это не Полина…»
Машина с Сапрыкиным поджидала их у подъезда. За всю дорогу Наталия не произнесла ни слова.
Полина была ее одноклассницей, «лихоманкой», как звали ее в школе. Сорвиголова, она постоянно была инициатором всех школьных «терроров», начиная с массовых побегов с уроков (особенно по весне, по молодой зеленой травке) и кончая диверсией с крысами и воронами… Но это все в детстве. В двадцать лет она уехала из С., своего родного города, в Москву и стала проституткой. Накопила денег, вернулась домой и купила престарелой матери приличную квартиру, снова уехала и вот наконец вернулась, месяц назад…
Высокая, огненно-рыжая, некрасивая, но какая-то необычная, оригинальная, яркая, с черными глазами и большим, всегда густо накрашенным оранжевой помадой ртом, Полина привлекала к себе мужчин своей естественностью, природным умом, позволяющим ей вести себя так, как хочется мужчине, и любвеобилием. Ей нравилось ее ремесло, поэтому, сделав счастливым мужчину (хотя бы на некоторое время), она внушала себе, что счастлива сама, и это избавляло ее от хронической нравственной неудовлетворенности, присущей женщинам, по уровню развития и интеллекту превышающим обычных шлюх, но вынужденным таким вот образом зарабатывать деньги.
Когда Полина впервые пришла в дом, где вот уже более двух лет с Наталией жил Логинов, шок испытали все в одинаковой степени: Наталия – от неожиданности и радости, поскольку всегда симпатизировала Полине, Полина – по той же причине, а Логинова поразили дивные, горящие на свету длинные волосы бывшей Наташиной одноклассницы. Хотя в тот же вечер, когда подруги, насекретничавшись на кухне, все же расстались, Игорь, услышав, как за Полиной закрылась дверь, сказал:
– Она проститутка?
Наталия молча мыла чашки и с каждым мгновением становилась все краснее и краснее. Ей было стыдно, только непонятно за кого. Она знала о Полине достаточно, чтобы назвать ее проституткой, но ведь это была Полина, ее одноклассница, с которой они провели столько чудесных лет вместе! Но как объяснить это прозорливому Логинову, который людей видит насквозь? Людей, но только, кстати, не Наталию, с которой вот уже сколько времени живет под одной крышей. Живет и ничего о ней не знает. Ни о ее бизнесе, ни о чем…
Она обманула его, сказав, что Полина живет в Москве и собирается выйти замуж за одного бизнесмена. Наполовину обманула, потому что Полина время от времени действительно живет в Москве, а замуж она собирается выйти за человека, с которым познакомилась здесь, в С., но в котором пока не уверена. Да и непонятно, чем он занимается, хотя вполне вероятно, что и бизнесом.
Ее последний приезд домой был связан со смертью матери, которую она похоронила три недели назад. Грустила несколько дней, а потом – во всяком случае, чисто внешне – обрела душевный покой. «Ты как ящерица, – сказала ей Наталия на поминках, на девятый день после похорон, – регенерируешься по схеме: раз – и готово. Говорят же, что нервные клетки не восстанавливаются…» – «Если бы они у меня не восстанавливались, я бы не сидела сейчас перед тобой, а лежала бы под кустом сирени на Воскресенском кладбище лет уже двадцать как».
Некрасивость ее лицу придавали широкие скулы, неправильной формы нос и слегка выдающийся подбородок. Но глаза и волосы были ее драгоценностями, которыми она очень дорожила и которым прекрасно знала цену.
И вот теперь, возможно, ее уже нет. Логинов молчит, не хочет расстраивать, поэтому можно вот так, сидя в машине, предполагать самое худшее. Но ведь если бы она или кто-то, очень похожий на нее и проживающий на Мичуринской, 6, был еще жив, то вряд ли Игорь сам поехал бы на место преступления.
И вдруг в голову пришла мысль совершенно противоположного характера: а что, если Полина сама что-нибудь натворила? Убила, скажем, кого-то? Разыгравшаяся фантазия Наталии помогла представить ей, как она в сумрачном тюремном коридоре стоит в очереди, чтобы вручить передачку с сигаретами «Bond» и ореховым печеньем – любимым лакомством подруги – несчастной узнице Полине…
Она очнулась, когда увидела уже знакомый ей старый четырехэтажный дом немецкой постройки из красного кирпича, с высокими узкими окнами, где жила Полина. Здесь, несмотря на ранний час, толпился народ, стояли машина «скорой помощи», милицейский фургон и мотоцикл. Некоторые из зевак, задрав головы, смотрели куда-то наверх. Наталия вышла вслед за Логиновым из машины и тоже почему-то посмотрела наверх: стадное чувство, очевидно, дало о себе знать. И ничего не увидела. Она прошла сквозь толпу за Игорем, стараясь не прислушиваться к голосам, желая все увидеть сама и узнать из первых рук.
