Пролог
Из записок дона Кристобаля Дескубридора, капитана караки1 «Санта-Исабела», затонувшей близ острова Сан-Кристобаль, октября 12 дня 149… года
«С дозволения светлейших, всемогущих и высочайших государей наших – короля и королевы, мы вышли третьего августа сего 149… года из гавани Палос-Де-Ла-Фронтьера. Отправившись в путь, шли мы сперва на юг, юго-восток и четверть к юго-западу, пока на «Санта-Исабеле» не сорвался с крепления руль. Мы рассудили, что это происки врага нашего дона Педро Овехуны – хозяина судна и яростного противника путешествия, который пытался оклеветать нас перед королевской четою и с самого начала строил нам всяческие козни. Для починки «Санта-Исабелы» пришлось стать у острова Канария. Починка заняла немногим менее месяца, после чего без дальнейших проволочек мы снова вышли в море. Божией милостью, плаванье продолжалось вполне благополучно. Много дней шли мы на запад, делая в сутки по сорока-шестидесяти лиг. Погода на всем протяжении пути была удивительно мягкая. На нашем пути Господь берег нас от жестоких штормов и бурь. Из происшествий достойно упоминания лишь то, что юнга Энрике Поттера упал с фока-шкота и расшиб ногу. Также солонина в одной бочке из наших припасов оказалась не слишком свежей, и матросы день-другой были скорбны животом.
И вот когда мы уже много дней не видали вокруг ничего, кроме воды и неба, матрос приметил несколько чаек и других птиц. Это был добрый знак, что земля близка, ибо птицы эти не удаляются от берега более, чем на несколько десятков лиг.
В следующие дни, отклонившись немного в северо-западном направлении, мы стали замечать множество плывших по воде пучков травы. Как можно было судить по виду ее, от земли она оторвалась совсем недавно.
Я посулил три тысячи мараведи тому из матросов, кто первым увидит землю. И вот, спустя два месяца после начала нашего плавания, матрос по имени Алонсо Торрес закричал с грот-марса: «Земля! Земля!»
Вскоре по левому борту и впрямь показалась суша. Это был большой остров. Его мы единодушно нарекли Сан-Кристобаль, ибо как святой Христофор нес Господа через реку, так и мы несли слово о Нем в неведомые доселе страны.
Я удалился в мою каюту, дабы сделать запись об этом радостном событии. По прошествии малого времени ко мне вбежал мой духовник – отец Родриго. Лицо падре было исполнено великого ужаса; волосы же его побелели как снег, хотя еще утром были черны. Пришлось дать ему немного вина, дабы привести в чувство, ибо он онемел от страха. Вновь обретя дар речи, отец поведал мне, будто бы Санта-Исабела захвачена демонами – черными клубящимися тенями, которые внушают людям такой ужас, что они теряют рассудок. Также падре поведал, что демоны вселились в моего ближайшего друга и помощника – благородного дона Гусма́на Марию-и-Сааведру. И будто бы славный этот идальго как разбойник рыщет по палубе с мечом и лишает жизни всякого, кто попадется ему на пути. Я сильно дивился речам святого отца и сперва не поверил ему, но тут же вбежал рулевой Хосе Флорес и был он преисполнен великого ужаса, а кроме того, истекал кровью. И тогда я облачился в кирасу и шлем, взял аркебузу и поднялся на палубу. Картина, представшая моему взору, поистине леденила душу. Черных демонов, о которых поведал отец Родриго, я нигде не увидал. Должно быть, они уже возвратились в свою преисподнюю. Зато видел я, что добрая половина команды моей была мертва, а друг мой дон Гусман сидел на рундуке с окровавленным мечом в руках. С видом несчастного, утратившего память, озирался он по сторонам. «Что здесь произошло, друг мой?» – вопрошал я его, но дон Гусман не нашелся что ответить.
Тогда, видя, что вблизи открытого нами острова Сан-Кристобаль творятся поистине ужасные и зловещие дела, мы весьма убоялись. Я отдал приказание развернуться и тотчас же идти обратным курсом домой. Но не прошли мы и пятнадцати лиг, как…»
Неудачная экспедиция «Санта-Исабелы» была не первой, но стала одной из последних. Суеверные заокеанские монархи решили, что покорение далеких земель их больше не интересует. Белые люди познакомились с Людьми Орла лишь спустя несколько столетий и совсем при других обстоятельствах…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: БАБУШКИНА ПЛАСТИНКА
Глава первая. Мальчик-шаман
13 год Кремня (1960-й по заокеанскому календарю)
Лучше всего на свете рыжая лисичка Темакуити умела спать. Она могла мгновенно задремать, возясь со своими игрушками в углу комнаты, перебирая крупу для каши-атоле или рисуя бога Дождя, который однажды забрал к себе в гости маму с папой, да так и не вернул. Пока в месяц Метелок Темакуити не пошла в школу, до ее таланта никому не было дела. Но вот наступил праздник Метелок. Женщины в этот день подметают дорожки перед домами и устраивают между собой шуточные бои. Маленькая Темакуити явилась на урок в своем самом нарядном платье – голубом, в белый горошек. Вечно растрепанные огненные кудри бабушка заплела ей в косы, да так туго, что ныла кожа на голове.
Во внутреннем дворе школы было четыре учебных корпуса из трех классов, расположенных один над другим. Каждый класс представлял собой четырехугольную каменную площадку, обнесенную круглыми колоннами. Над первым этажом был надстроен второй такой же, а над вторым третий с плоской крышей, по краю которой щетинились частые треугольные зубцы.
Класс Темакуити был на нижнем этаже четвертого корпуса. Здесь учились только тихие и послушные дети. Самых шумных и беспокойных отправляли на третий ярус. Учителя считали, что классная площадка на пятиметровой высоте, огороженная только широко отстоящими друг от друга колоннами, – лучшее место, чтобы приучить школьников к дисциплине. В таком классе не очень-то порезвишься. Говорили, кое-кто все-таки падал, но стоит ли верить слухам? Дети обожают рассказывать страшные истории, а уж приврать любят еще больше. В теплую погоду учиться на свежем воздухе было одно удовольствие; в холодный или ветреный день урок напоминал пытку. Только в сильный дождь, чтобы не мочить учебники и тетради разрешалось натягивать между колоннами циновки. Скрученные в рулоны, они висели под потолком. Так уж повелось со времен старых богов: прежде чем взяться за другие науки, каждый школьник сначала должен был научиться стойко переносить трудности.
День выдался очень солнечным и теплым. Ничего удивительного что Темакуити, которая весь первый урок тихонько радовалась, какая она красавица, на втором задремала, уронив голову на парту. Учительница, госпожа Уицмалотль по прозвищу Иголка, увидев столь вопиющее нарушение школьных правил, пришла в ярость. Свое прозвище она получила не только потому, что была худой и длинной как жердь. Иголкой кактуса учителя издавна кололи нерадивых учеников, а госпожа Уицмалотль, по слухам, любила пускать ее в ход больше всех в школе.
