1
Виктор следил за грязной, испачканной то ли в золе, то ли в копоти, ладонью молодого следователя. Тот с дрожанием зажатой в пальцах ручкой выводил на сером листе карманного блокнота буковки, больше похожие на какие-то китайские иероглифы.
– Д-далще расскажи-те, – посмотрев на Баталова светло-серыми глазами, теряющимися в темном прищуре, прошептал тот.
«Видно, тоже парню досталось? – вдохнув в себя горячий воздух афганского июня, подумал старший лейтенант и, вытерев пот со лба рукавом, посмотрел на темно-коричневое лицо молодого человека, ведущего у него допрос. – Контузило, а теперь герой, готов рвать всех на части!» – стиснув зубы, не утаивая ненависти на лице, думал Баталов.
И немножко выждав, пытаясь хоть на чуть-чуть угомонить свои нервы, спросил:
– А что еще говорить вам, лейтенант?
– Соз-зда-ся впеш-щатлени, шо вы мне сощиня-те! – лейтенант с трудом говорил, глотая часть слов, и нервничал, а когда пытался что-то сказать, сильно повышал голос. Почему он так вел себя, понятно: контузия на некоторое время делает человека глухим, и поэтому он говорит громко, чтобы расслышать свою речь.
Но сознание Баталова противоборствовало этим мыслям, призывающим его к снисхождению к лейтенанту. Нет, оно все видело по-другому, его издевательскую мимику на лице – пышущую якобы ненавистью, отвращением и презрением. И это понятно, молодому лейтенанту захотелось поживиться новым делом, и если оно таковым даже не является, то и кролику можно прикрепить рога с волчьей пастью и сделать его страшным хищником. А на войне чего только не бывает, даже проявленный героизм можно назвать трусостью. Все зависит от человека, ведущего дело. Дело! Или – дело?
– Ну, как хотите. – Баталов, достав из кармана пачку «Охотничьих» сигарет, вставив недокуренный бычок в сухие потрескавшиеся губы, чиркнул спичкой, прикурил и глубоко затянулся. Было о чем подумать: «И что ж там тебе, лейтеха, про меня наговорили, а? На тюрьму или высшую меру?» Закашлялся.
– Ижжвини-тЕ, – приложив под каску ладонь левой руки, лейтенант в сером, с пятнами то ли от масла, то ли от пота, комбинезоне, опустил голову и некоторое время молчал.
По его лицу бороздками течет пот, преломляющийся в солнечных лучах в розовый и желто-белые оттенки.
– Так каску бы сняли, здесь же не стреляют, лейтенант! – невольно прошептал Баталов. – Да и жара невыносимая.
– Не-не-нЕ, – помотал тот головой и, опустив ладонь на ящик из-под снарядов, взял ручку и поднес ее к блокноту. – Продож-жайте, пож-жАлста.
«Легко сказать, продолжайте рассказывать, – задумался Баталов. – Три дня просидели в дозоре. Если бы не приказ по рации сворачиваться, то все было бы по-другому, не духи нас, а мы бы их накрыли. А ведь чувствовал, чувствовал, что не нужно было торопиться. Хорошо, вторая группа не пошла за нами впритык, а с разницей в полчаса. Как чувствовал…»
– Г-говорыт-ТЭ, – повысил голос следователь.
– А что вам говорить-то, а? – еле слышно спросил старший лейтенант. – То, что духи оказались над нами и открыли огонь? Так я уже об этом вам рассказывал, товарищ, или как уже вас называть – гражданин лейтенант? – Сплюнув горько-кислый табак, продолжил: – А, значит, чтобы быть хорошеньким для вас, нужно было лезть к духам наверх под расстрел? Так? – раздавив в кулаке пачку сигарет, встал Баталов. – Да?
– Н-не понял ва-Ас? – на лице лейтенанта надменную ухмылку сменила злость. По желвакам видно, что сильно напряг мышцы скул. – Нэ кричИ-тЕ! – И попытался встать, но что-то помешало ему это сделать и, приподнявшись наполовину, плюхнулся назад.
Видно, сильная контузия у человека, что и равновесие потерял.
И Баталов снова погасил в себе новую волну желания «размазать» по лицу следователя сжатую в кулаке пачку из-под сигарет.
– А что понять вам надо-то, прокурор? Что?
Из медсанбатовской палатки вышел высокий мужчина в белом халате и со злостью начал кричать:
– Да что за балаган вы здесь устроили, товарищи офицеры? Еще подеритесь! А ну, идите отсюда! Здесь медсанчасть все-таки, а не казарма. Полевой госпиталь!
Виктор, глянув на врача, приложив ладонь к сердцу, сказал:
– Извините, пожалуйста, доктор. Допрашивает меня товарищ из прокуратуры.
– Кто, этот, что ли, из прокуратуры? – удивился врач. – Эй, как вас там? – посмотрел он на лейтенанта и, подойдя к нему ближе, продолжил: – Живы его солдаты, так и запишите. Вовремя доставил он своих раненых к нам. Понятно говорю?
– Н-не мешА-те! – со злостью посмотрел на врача следователь.
– Вот это дела! – Выпрямился во весь свой почти двухметровый рост врач. – Ну, смотрите, блин, не выдержу. – И по-боксерски приблизив кулак к своему лицу, напряг его с громким хрустом в пальцах. – Понятно говорю? Здесь полевой госпиталь, а не балаган! – И резко развернувшись к лейтенанту спиной, вернулся в палатку.
Баталов, не зная, что сказать, растерянно смотрел то на прокурора, то на уходящего врача.
– Продолж-жА-тЕ! – в голосе лейтенанта появилась жесткость.
Баталов сел на камень и смотрел себе под ноги, на мелкие пластинки скальной осыпи, перемешанные с песком, размышлял: «Вот тебе и лейтенант! Звание – пшик, а гонора-то, как у нашего чекиста. Что же я сделал там такого, лейтеха, что с такой надменностью допрашиваешь?»
– Продолж-жА-те, – съязвил Баталов. – Вам все повторить? – И что-то сжалось внутри груди, как бы не сердце. Через несколько секунд камень стал оттаивать, появилась возможность глотнуть воздуха. Не вдохнуть, а глотнуть, а вот протолкнуть его внутрь, нет, сил не хватало.
– Дэ-д-даше!
«Фу, отпустило». Воздух пошел внутрь через нос, и спазм отступил, освобождая глотку. Баталов несколько расслабился, аж повело, словно спирта неразбавленного много глотнул. «Фу».
– Когда мы спускались со скалы, по нам сверху душманы открыли огонь, – глотнув слюну, посмотрел на лейтенанта разведчик.
– Г-г-ромчЕ! – срывает голос прокурор.
– Короче, я приказал своим прижаться к скале. Другого выхода не было, лейтенант! Сверху по нам стреляют, нужна мертвая зона, другого выхода нет! Но тогда закидают гранатами. Слышишь, лейтенант?
Сзади железо о камни стукнуло. Серегин, ефрейтор, как вкопанный стоит и смотрит глазищами такими! – глядя на песок под ногами, Баталов его не видел, а только расширенные глаза своего ефрейтора.
– Это автомат он выронил, лейтенант, слышишь?
Кричу ему: «Ко мне, боец!» А он как статуя, по-ни-ма-ешь-те, лейтенант? Сразу и не понял, что он ранен. – И, глубоко вздохнув, Баталов продолжил: – До младшего сержанта Ивакова это быстрее дошло, что Серегин ранен. – Голос старшего лейтенанта дрогнул. Ерзая серыми кроссовками по камням, он продолжил рассказ: – Тот кинулся к нему, схватил и потащил его к стене. Слышу, джинь, такой звук, пуля в каску младшего сержанта попала. Он завалился вместе с ефрейтором. Ухватил его за плечи, притянул к стене, потом – Серегина, – и замолчал.
