ГЛАВА 1
Дед запалил кочерыжку от чеснока, самозабвенно вдохнул едковатый дым и сообщил:
– Мне семьдесят четыре года, а это означает, что свет от звезды Канопус, который мы имеем возможность наблюдать в сегодняшний день, а точнее ночь, вышел с той звезды в год, когда я родился. А звезда эта, ни много ни мало, в восемьсот раз ярче Солнца.
– Вы его не слушайте, – посоветовала баба Тоня. – Он не то что Канопус, он Луну в телескоп не найдет, со своим зрением «орлиным».
– Откуда в тебе яда столько, Антонина, не пойму, – процедил дед. – И с чего, скажи на милость, ты мой телескоп невзлюбила, что он тебе, жить мешает? Скрипит по ночам? Кушать просит не в меру?
– А чего мне эту трубу любить, если она торчит на чердаке без толку, только место занимает.
– А куда тебе это место, ну? Что ты там, на чердаке, собираешься такое поставить, что мой телескоп тебе мешает?
– Нашлось бы что.
– Нет, ты скажи, – не унимался дед. – Ты не уходи от ответа! А ответить-то тебе нечего, потому как злючишься ты просто так, а труба телескопная – это всего повод для разбрызгивания яда!
– Пап, мам, не ссорьтесь, – примирительно сказала матушка. – Ешьте лучше блины. Мам, если и правда что-то поставить нужно, так мы в пристройке место освободим, или вон у Карины что-нибудь подвинем.
– Люся, не выдумывай, – отмахнулась баба Тоня. – Дурак-то мой прав, я и, правда, на него яд сливаю.
Карина хохотнула, но быстренько задавила смешок чаем, чтобы не обидеть ненароком стариков. Но старики и не думали обижаться, ни на Карину, ни друг на друга, ни на кого бы то ни было. Такие перебранки были у них обычным занятием и случались время от времени, когда за чаем не находилось иных тем для разговоров.
Бабушка Александра Антоновна, сводная сестра деда, в перебранках не участвовала, смотрела на все с интересом, как на представление и не верила, что супруги действительно поссорятся.
Кроме Карины, матушки, отца, деда и двух бабушек, за столом сидел еще дядя Матвей, отцовский брат. Обычно завтракал он у себя дома, но тут зашел к отцу за каким-то инструментом и был усажен завтракать вместе со всеми.
Отец доел яичницу, запил большой кружкой горячего чая с корицей, потом поставил кружку на стол и произнес:
– Всё.
Семья замерла. Дед перестал вдыхать чеснок. Никто не сомневался, что сказанное относилось вовсе не к завтраку и не к каким-то законченным делам. Слышались в этом «всё» безысходность и неотвратимость, так говорят про конец света или развод или про еще какой-то очень важный продуманный шаг, время которого как раз пришло.
– Что всё-то? – деланно будничным тоном спросила матушка.
Отец важно кивнул, показывая, что его поняли правильно.
– Пора ехать. Дольше откладывать нельзя.
Некоторое время все молчали. Потом дядя Матвей расправил плечи и сказал:
– Выходит так, что бассейн копать мы не будем, а будем, значит, делать прицепы к машинам. Спасибо, Люсия за хлеб-соль-блины-кашу, пойду-ка я своим сообщу.
Дядя Матвей встал из-за стола и пошел к двери. Карине показалось, что в его размеренной походке спрятана мальчишеская радость, и что, как только дверь закроется – дядя Матвей побежит вприпрыжку по улице и закричит от радости что-нибудь бестолковое.
В семье принято было собираться вместе завтракать, но после завтрака Карина не осталась по обыкновению поболтать с матушкой, а вернулась домой. Было о чем подумать. Она села в кресло и посмотрела на противоположную стену. На стене висело несколько картин, фотографии в рамках и небольшое панно из сухих цветов. Внизу у стены стояло электронное пианино. Карина наткнулась на него взглядом и подумала, что взять-то с собой она его обязательно возьмет, только не факт, что удастся там поиграть, потому что… потому что кто его знает, что там будет. И с электричеством, опять-таки возможна экономия.
И тут Карина поймала себя, что думает не о том «ехать или не ехать», а о том, что следует с собой взять, словно сам факт переезда был неоспорим.
– А раз спорить не о чем, – сказала Карина вслух самой себе, – нужно попрощаться с друзьями, и кое-что для себя выяснить. Пора, пожалуй, Николайку навестить.
. . .
Николайка сидел во дворе и самозабвенно вырезал из чурки произведение искусства. Карина подошла, некоторое время постояла рядом, потом спросила:
– Что это будет?
– Медведь, – ответил Николайка, не поднимая головы.
Карина присела рядом на обрубок пня, и сказала как бы между прочим:
– А мы в город переезжаем.
– В какой?
– Ну… в тот самый. В наш.
Николайка оставил работу и посмотрел на Карину.
– Но туда нельзя!
– А кто остановит? Людей-то нет.
Молодой человек положил инструменты в чехол, отряхнул одежду, потом пододвинул свой табурет ближе к Карине, и тогда только сказал:
– Если бы я знал тебя чуть хуже, то подумал бы, что ты так шутишь.
– Уж куда смешнее, – вздохнула она. – Нас давно тянет. Что еще столько держались, не понимаю.
– И тебя тянет?
– И меня.
– Да ладно, тебе было-то не больше десяти, когда все случилось.
Карина кивнула.
– Десять лет – достаточный возраст, чтобы помнить. Ты, конечно, можешь сказать, что детские воспоминания всегда светлые и нельзя им верить, но родители и дедушка с бабушками не были детьми, когда покинули город. Нам всем снится город. Все эти годы снится, мы скучаем по нему.
Николайка покачал головой и поинтересовался:
– Зачем было вообще уезжать, раз так там нравилось?
– Мы не могли с этим справиться. И потом, паника, все убегали…
– А сейчас, что изменилось? Думаешь, сейчас вы справитесь?
Карина пожала плечами, и стало ясно, что этот вопрос не раз приходил ей в голову.
– Тянет, – повторила она. – А там посмотрим.
– Не страшно?
– Мне? Очень. Отцу, похоже, нет.
– Кто еще едет?
Николайка был серьезен и насторожен. Он сразу принял известие о переезде, не пытался отговаривать, понимая, что такие решения не приходят вдруг, а назревают долгое время, и все «за и против» тщательно взвешиваются.
– Все.
– И Матвей?
– Да, и дядя Матвей с мальчишками. Наверное, и Ян с Верочкой поедут.
– Умеет твой отец уговаривать.
Карина покачала головой.
– Нет, он никого не уговаривал. Мы так чувствуем. Нас всех тянет, ты же знаешь, мы выходцы из города.
– Пятнадцать лет прошло! – воскликнул Николайка. – Какое уже – шестнадцать! Столько времени об этом городе и не вспоминали, с чего вдруг теперь?
– Всегда помнили, – возразила Карина. – Просто не говорили особо. А почему вдруг теперь… так все совпало. Время пришло. Это трудно понять.
– Но другие-то не рвутся обратно. Наоборот, рады, что удрали, что живыми остались и с ума не сошли. Я в новостях видел, там один мужик в дверь коленом врос.
– Незачем было эту дверь пинать. Сам виноват.
– Слушай, а может, тебе в деревне просто надоело? – вдруг предположил Николайка и сразу ухватился за это предположение. – Так ты только скажи, найдем тебе в поселке квартирку, с удобствами и все такое… Карин, правда, и к работе ближе.
