Кондиционер в моей машине барахлил уже целую вечность, но сегодня, наконец, приказал долго жить. Я приоткрыл окно слева от себя. В салон сразу же проник тягучий, удушающий зной, который неприятно прилип к коже. Несмотря на то, что я ехал на довольно ощутимой скорости, которую только могло позволить наличие других машин и состояние дороги, желаемой прохлады я не получил. Я опустил стекло до упора и наполовину приоткрыл второе – то, что напротив. Теперь жаркий воздух небольшим ураганом блуждал по салону, дорожная пыль залетала в окна и сразу же оседала на руле, зеркале заднего вида, на радио, которое теперь извергало из себя только шумные помехи, на моем языке, с противным скрипом скользя на зубах. Я попытался сплюнуть ее в окно. Слюны практически не осталось, а в горле, уже с десяток миль, как пересохло. Бутылку с водой я с собой сегодня так и не взял, понадеявшись на этот чертов кондиционер. Как назло, трасса пролегала через обширные поля, которые бесконечно широко раскинулись по обеим сторонам дороги. До ближайшего городка было ехать добрых миль 50. Я ещё сильнее вдавил педаль газа в пол. В боковых зеркалах отразился столб пыли из-под задних колес. Я закашлялся неприятным, хриплым кашлем. Сейчас бы воды…
Солнце над горизонтом почти перевалило через зенит, но и не думало ослаблять свою мощь. Я поморщился, когда дорога вильнула вправо и в лицо сразу ударил его яркий свет. Мало мне было его удушливого кулака, который сдавливал горло и, казалось, мозги, так оно ещё и решило меня ослепить?
Наконец, впереди замаячило какое-то невысокое строение. Первый признак того, что рядом есть, как максимум Wallmart, а, как минимум, какой-то захудалый маркет без названия и без вывески. По крайней мере, там, чем бы это ни было, была кола. Эта кола была в каждом гребаном магазине в этой гребаной стране. Капитализм в его худшем проявлении, черт бы его побрал. Почему ещё я тогда должен отдавать целых два бакса за воду с сахаром? Покрашенной какой-то дрянью, к тому же.
Строение оказалось полуразрушенным домом в два этажа. В нем уже отсутствовали почти все окна, а дверь держалась на одном честном слове или чисто из принципа. Газон перед домом не имел ничего общего с аккуратно подстриженными лужайками где-нибудь в пригороде Лос-Анджелеса, а порос добротной сорной травой, местами пожухлой, но вымахавшей на приличных 40 футов. В общем, и сам дом, и его окружение выдавали полнейшее отсутствие людей, а значит, и хоть чего-то, чем бы я мог промочить горло.
Я громко выругался. Правда, у себя в голове. На то, чтобы сделать это, на, адски раскалённом, воздухе, не было ни сил, ни желания.
Ещё через 5 миль я подъехал к черте городка Южуальвиль с населением 1539 человек, о чем гласила, чуть покосившаяся от времени и ветра, табличка. Похоже, ее давненько не меняли. Интересно, сколько из упомянутых 1539 человек сейчас живы?
Я сбросил скорость и пересёк городскую черту. При этом, под колёсами моей машины что-то неприятно скрипнуло. Наверное, я так засмотрелся на эту табличку, что не заметил лежащий на дороге, то ли камень, то ли кусок чего-то еще неопазнанного.
Похоже, я ехал по главной улице, если судить по закусочной местного разлива, которая, как и полагалось, занимала площадь добрых трёх домов, а если считать с парковкой, то и всех пяти; монументальному зданию с вывеской “Полиция” с двумя припаркованными рядом черно-белыми Ford; магазину с затертой вывеской, по которому было понятно, что он продуктовый, только по выставленному на улице лотку с яблоками, над которыми кружила стайка мух. И, судя по запашку, который долетал до меня, стоял он там уже не одни сутки.
Я остановился возле магазинчика и вышел из машины. Вонь от гнилых яблок ещё резче ударила в ноздри. Я толкнул входную дверь, под противное дребезжание колокольчика, и вошёл внутрь. Там оказалось ещё жарче, чем снаружи. Похоже, что все кондиционеры вокруг меня разом объявили мне бойкот и отказались работать. Духота замкнутого помещения напомнила, зачем я сюда, собственно, заехал. Холодильник с колой находился у самого входа. Достав оттуда две двухлитровые бутылки, которые благо, что оказались холодными, я прошёл вглубь магазина в поисках кассы. Она нашлась в самом конце, прямо за полками с чипсами, орешками и попкорном. За кассой никого не оказалось. Осмотрев зал и не найдя признаков продавца или владельца, я громко крикнул:
– Я заберу эту колу просто так, если сейчас же никто не выйдет.
Я замечал за собой, что становлюсь немного истеричным, когда голоден или меня мучает жажда. Сегодняшняя жара, по-видимому, действовала также.
Ответа не последовало, хотя я крикнул достаточно громко для того, чтобы меня услышали даже с улицы. Но ничего.
К слову, пока я ехал, я так и не встретил ни одного местного жителя. Да и не местного – тоже. Не скажу, что это показалось мне странным в разгар рабочего дня во вторник. Этот городок производил впечатление, будто здесь было единственное крупное предприятие, на котором и трудилось большинство взрослого населения. А остававшаяся его часть должна была непременно прятаться дома от изнуряющей жары. Мое объяснение было вполне логичным, но никак не вязалось с отсутствием персонала в магазине. Я, на всякий случай, перегнулся через стойку кассы: вдруг продавцу стало плохо и он отключился. Но никого не обнаружил. Крикнув ещё пару раз в пустоту и поблуждав между стеллажами, я оставил 4 бакса на стойке и с чистой совестью вышел из магазина со своей ценной ношей.
Закинув одну бутылку в салон машины и открыв вторую, я ещё раз огляделся. Теперь я заметил, что в двух рядом стоящих зданиях были заколочены двери, довольно грубо и небрежно, оконные проемы, в которых не было стёкол, были затянуты плотной пленкой. Под изрядно выцветшей надписью “Бар” находилась ещё одна, более свежая и яркая – “На продажу”.
