* * *
Александр Мелихов, вне всякого сомнения, принадлежит к числу наиболее значительных и влиятельных писателей и эссеистов российской современности. Его романы «Исповедь еврея», «Роман с простатитом» давно стали классикой отечественной прозы; его эссеистика, предъявляющая актуальные проблемы искусства и современной жизни, всегда активно обсуждается в литературных кругах; его публичные выступления неизменно вызывают живой интерес у аудитории.
Его новый роман «Сапфировый альбатрос» не является исключением.
Мелихов совмещает различные эпохи, выводит различные типы художников: классических мастеров-профессионалов, вдохновенных творцов, примитивных резонеров. Он меняет точки зрения, совмещает разные интонации, создавая в романе особую атмосферу сложных парадоксов.
Я считаю этот роман замечательным произведением большого мастера.
Андрей Аствацатуров
С огромным интересом прочитал твоего «Альбатроса»! Написано классно! И роман в романе про Зощенко – это очень сильно!
Павел Басинский
Книги Александра Мелихова всякий раз поражают еретичностью взгляда на то, что большинству читателей представляется незыблемым каноном. Мелихов вообще писатель-еретик в том смысле, какой вкладывал в это понятие Евгений Замятин: еретики нужны, чтобы не обеззубела культура, потчуемая идеями-котлетками, – клыки оттачиваются лишь тогда, когда есть кого грызть. Вот и в «Сапфировом альбатросе», крайне увлекательной истории, он снова умно и вдохновенно «святотатствует» в храме русской литературы, где перетряхивает ковчег времен «советского завета». Несомненно, многим после этой книги захочется поточить свои клыки на Мелихове. Вот только он и сам зубастый.
Павел Крусанов
Александр Мелихов уникален, конечно, пластикой, плотностью мысли и масштабом проблем, которые его занимают.
Дмитрий Быков
Я лично знакома со многими людьми, которые с нетерпением ждут каждую новую книгу Александра Мелихова, спрашивают, когда выйдет, покупают в первый же день, заранее записываются в очередь в библиотеках. Я и сама вхожу в это множество его восхищенных и преданных читателей! Александр Мелихов, прекрасный писатель и яркий мыслитель, не нуждается в представлении, каждая его книга – это редкий сплав интеллекта и иронии, и да, сколько бы раз мы ни открывали романы Мелихова, от чтения невозможно оторваться!
Елена Колина
Роман сильный, болезненный, терзающий. Читать его – работа души и ума. Сильный текст, но и писать об этом как-то… не нужно. Понятно же, что это – высшая лига литературы, и слать тебе хвалы как-то даже неудобно.
Дина Рубина
Три недели была погружена в иронико-философский мир, какой открылся в романе «Сапфировый альбатрос». Манила свобода, с какой автор переплетал выдуманное и реальное, сочиненное и записанное за жизнью, и ты попадал в этот переплет, и уже не мог и не хотел из него выбраться. Радовалась, что приглашена в великолепное пространство мысли и чувства на равных правах с этим оригинальным писателем.
Ольга Кучкина
Междугородный вызов засвиристел будто обычный городской, но остатками ясновидческого дара я сразу угадал, что звонит из Екатеринбурга моя бывшая невенчанная. Как всегда, без сантиментов типа «здрасьте, как жизнь?». Сразу берет быка за рога, а рогами она меня покрыла с головы до каблуков не хуже противокорабельной мины. Голос по-прежнему надменный с прорывами плотоядных ноток, когда появляется возможность произнести что-то оскорбительное:
– Вам там тоже мозги промывают этим коронавирусом?
– Как везде, я думаю.
– И ты веришь, что нашу власть волнует наше здоровье?
– Я думаю, ей спокойней, когда мы здоровы.
– Ошибаешься, ей выгодно переключить наше внимание на что угодно, только бы отвлечь от своих преступлений. Ты, может быть, и намордник носишь?
– В смысле маску? Ну, в общественных местах…
– Если вас начнут вешать, вы и веревки сами принесете. Ты как был конформист и ватник, так и остался, – в голосе звучит блаженная сытость.
– Ты забыла – я еще и путиноид, – этот сарказм я все-таки проглатываю, чтобы она не бросила трубку, а мне хочется спросить про сына, хоть я и знаю, что ни к чему хорошему это не приведет.
– Подожди, не бросай трубку! Как там… – Мне хочется сказать ласково «Андрюшка», но она оборвет: давай без сюсюканий. И я завершаю нейтрально: – …Андрей?
– Пожалуйста, не делай вид, что тебя это интересует, – слышно, как она облизывается от удовольствия.
Связь прервана. Как всегда, ни здравствуй, ни до свидания.
Но материнское сердце не выдержало упущенной возможности еще раз меня уязвить – тут же повторное свиристенье.
– Как все-таки хорошо, что я не позволила тебе его уродовать! Он политический активист, не пропускает ни одного митинга. Уже четыре раза арестовывался. Может, он все-таки не твой сын? Но вроде бы я в тот месяц ни с кем больше не совокуплялась.
Она у меня утонченная, грубых слов не употребляет.
– Он бы лучше учился…
– Это для тебя важнее всего карьера. И комфорт. А у нас на Урале никогда не было крепостного права.
Врет, поди, судя по Бажову, но проверять неохота.
Снова отключилась, хорошо бы навсегда.
Но нет, так легко не отделаюсь – опять свиристит. Я холоден как лед – не дамся, не откроюсь.
– Привет, это Феликс.
Тоже без сантиментов, будто вчера расстались. Но я не умею не радоваться давним знакомым – лед в груди мгновенно превратился в теплый пар.
– О, привет, привет! Ты из Англии?
– Душой мы все в совке, из него эмигрировать невозможно.
– Но ты же работаешь на…
Я не решился назвать ужасно передовую радиостанцию, опасаясь переврать ее громкое имя, а Феликса всегда раздражало, что я не в силах запомнить то, что должно знать все прогрессивное человечество.
– Я там давно не работаю. Там надо быть лизоблюдом, а мне этого и в совке хватило.
– Но там же все нонконформисты?..
– Можно быть нонконформистом по отношению к своему начальству и лизоблюдом по отношению к чужому.
– Ясно, ясно… А как твоя жена к этому?..
– Только шашка казаку жена, как поет ваш главный казак Розенбаум. Я развелся.
– У тебя же вроде бы еще и дочка была?
– Да, так успешно ассимилировалась, что мой интерес к вашим делам называет инфантильным стремлением вернуться в национальную матку. Но это скучно, я к тебе по делу. Это правда, что у вас Алтайскому собираются ставить памятник? Что чуть ли не конкурс уже объявлен?
– Правда. Моя нынешняя… – я хотел сказать «жена», но мы не были женаты, а слово «подруга» показалось несколько обидным для моей любимицы, и я сказал «муза»: – Моя нынешняя муза даже участвует в этом конкурсе.
– А ты еще служишь музам?
– Не могу найти другого хобби.
– И что, находишь, кого воспевать?
– Да кто попадется. Женщинам всем подряд можно ставить памятники, только вглядись. С мужиками труднее, им апломб мешает. Но каждый десятый тоже годится.
