Позже Аня не могла восстановить, как всё это началось, но резонно предположила: впервые их увидели на дорожной камере наблюдения. Была октябрьская ночь, шторм, и в районе съезда на Горловинку две женщины в красном двигались по разделительной полосе.
Сложно не заметить.
Поначалу это выглядело обычно: дорожный инцидент – не более. Плюс разыгралась непогода, наступило полнолуние, и, как всегда в непогоду и полнолуние, вызовы шли один за другим.
Наряд отправили не сразу.
А потом код происшествия сменился на убийство.
У-бий-ство.
Минут двадцать спустя Рыжий выдернул Аню из отделения, где она заедала выезд на очередную поножовщину между татарами и евреями. Еще через полчаса «Ниссан» Рыжего мчался по ночному Крыму, по залитому водой шоссе, и капли дождя параллельными полосами скользили по окнам.
Обычно крымский асфальт напоминал прифронтовую зону после бомбежки, но после 2014 года нет-нет да и появлялась дорожно-ремонтная техника, приводя в порядок то один, то другой участок. Видимо, погостила и здесь: машина ехала ровно, прытко, без страха пробить днище. Было душно, темно, пахло освежителем. По форме он напоминал стеклянную баночку, и Рыжий всё время откручивал-закручивал крышку – нервный, даже нервический жест. Дворники остервенело жужжали, силясь разогнать воду с ветрового стекла, но все равно безнадёжно проигрывали непогоде.
– Да подъезжаем уже! – орал в телефон Рыжий. – Криминалисту позвоните?
Аня ела в полумраке блинный торт – одноразовой ложкой, прямо из коробки с лавандовой надписью: «Титаник» и логотипом в виде синего круизного лайнера. Во рту было орехово-шоколадно, хотелось пить. При каждом движении в правой руке молнией вспыхивала боль, и Аня недобро косилась на бинт, намокший от крови.
– Хоть какому! – не утихал Рыжий. – Вы следственную группу из двух людей когда-нибудь видели?
Тёмные его волосы слиплись от влаги и повисли сосульками вокруг красивого, немного лошадиного лица. Из-под наспех надетого пиджака выглядывала чёрная футболка с белой галочкой Nike.
Рыжий. Бывший красавец школы, нынешний капитан юстиции с небольшим животиком и первыми нотками облысения. Человек. Человечище.
Кроме Ани, Рыжим его давно никто не называл, благо этого цвета в Герасимове-младшем не было ни грамма. Но всё же, всё же… отец его был рыжим, мать была рыжей, и Аня никак не могла изгнать из головы детское прозвище. Словно резкое несоответствие между генотипом и фенотипом требовалось увековечить. Хотя бы в мыслях.
– Серьёзно? – Рыжий осклабился на какую-то фразу в телефоне. – А я впервые за два года взял день за свой счёт. Один день!
Он выругался матом и швырнул телефон на приборную панель.
– Идиоты… Не отделение, а… я не знаю!..
– Тортику? – предложила Аня.
Рыжий ответил ей тяжелейшим взглядом (баллов 8 по шкале угрюмости Рыжего), моргнул и показал пальцем на уголок губ.
– Что? А… – Аня приложила руку ко рту, посмотрела на испачканные в какао пальцы и принялась вытираться.
Темнели далекие дома, голые виноградники. Моргнули впереди красно-синие сполохи, и Рыжий наклонился к стеклу, подслеповато всматриваясь в дорогу. Не прошло и минуты, как фары «Ниссана» зажгли красным пламенем аварийный треугольник. За ним мигала крохотная «Дэу» развозчика пиццы, а за «Дэу» припарковалось ДПС с приоткрытой дверцей. Между машинами дрожали две промокшие до нитки, но очень спокойные девушки-близняшки. Обе были в красных пальто, обе со стянутыми в хвост волосами и огромными сумками. Рядом с девушками вымокал полицейский с автоматом наперевес, тут же топтался перепуганный насмерть паренёк – видимо, водитель пицце-машины.
Свет бледных фар «Ниссана» прочертил насыпь и засверкал на умытом авто ДПС. Внутри обнаружился полицейский номер два. Он задёргался, засуетился и побежал к Ане и Рыжему, прикрыв голову папкой.
Рыжий снял блокировку, взял с заднего сиденья чемодан и проверил содержимое: пустые протоколы, упаковочный материал для вещдоков, дальномеры, GPS-навигаторы, цифровой фотоаппарат.
Приоткрылась задняя дверца, и в салоне зашумело от дождя. По шее Ани заскользил холодный ветер.
– Станислав Константинович? – Полицейский бухнулся на сиденье, секунду или две вытирал воду с лица, затем пожал руку Рыжего. – Здрасте-здрасте…
Рыжий глянул на мокрую ладонь и, вытерев ее о брюки, включил в салоне свет.
– Простите… – извинился полицейский и наконец заметил Аню, торт, её бинты. Глаза его расширились, и Аня зачем-то объяснила:
– Дизель попался с характером.
– Это называется руки из жопы. – оборвал Рыжий. – К делу.
– Машины чините? – поинтересовался полицейский с живым интересом.
Аня покачала головой.
– Баржи. Тортик не хотите?
– А?
– Шоколадно-блинный с грецким орехом.
Полицейский с трудом отвел взгляд от угощения и качнул головой.
– У меня аллергия.
– На орехи?
– На шоколад.
– Ужас, – посочувствовала Аня.
– Ещё на прополис и березу. Летом из дому не выйти. Хочу на АСИТ записаться, да всё забываю. Это осенью надо, разве ж упомнишь? Аллергия – летом, а лечиться – осенью. Кто такое вообще придумал?
– Может, геморрой мой обсудим? – спросил Рыжий.
Аня поморщилась. Полицейский моргнул, вытер ладонью мокрое лицо и неуверенно начал:
– Да тут такое дело, Станислав Константинович…
Он как будто хотел пожать плечами, но вместо этого сделал виноватое выражение лица.
– Трупа как бы и нет.
В наступившем безмолвии дворники шумно елозили по ветровому стеклу.
ВЖИУ-В-ВЖИЦ.
ВЖИУ-В-ВЖИЦ.
– А я предупреждала, Слав, – Аня вскинула вверх ложку и облизала её. Уровень угрюмости на лице Герасимова-младшего вырос до девятки.
– С самого начала и по порядку, – приказал Рыжий и с щелчком закрыл чемодан.
– Так… особо и говорить не о чем, Станислав Константинович. Вас зря вызвали. Это «дэушник» всё… чуть в штаны не наложил.
– По порядку! Я ни слова ни понимаю.
Полицейский поёрзал на сиденье, чуть наклонился вперед и поднял руки, помогая себе жестами.
– Ну, две дамочки – вон те – посреди дороги ходили…
Аня взяла термокружку Рыжего из подстаканника и глотнула, чтобы смыть шоколадный вкус. Не тут-то было: в кружке стыло что-то вроде травяного супа. Унылого травяного супа.
