Вьюга разыгралась не на шутку. Колючий снег, как бы Агафья не прикрывала лицо грубой шерстяной шалью надетой поверх пухового платка, жалил острыми иглами, проникая в повозку, и укладываясь вокруг ног белым холодным одеялом. Ветер завывал всe громче и протяжнее, от высоких металлических звуков, издаваемых ненастьем, давило в висках и свербело в перепонках, Агафья начала мeрзнуть. Она зябко передeрнула плечами, одолевали беспокойные мысли: «Да где же эта несчастная деревня, вроде ведь недалеко от нашей, а всё едем и едем. В такую метель недолго и заблудиться. Приспичило же рожать в непогоду, руки вот еще придется отогревать, холодными-то и роженицу и ребенка застудить недолго». Очередной снежный порыв разбушевавшейся метели обрушился на женщину, отчего дыхание у нее перехватило. Сквозь пронзительные вопли ветра Агафье почудился волчий вой. Вдруг кони захрапели, повозка остановилась, внезапно чьи-то сильные руки схватили Агафью, выволокли из повозки и, протащив немного по заснеженной, завьюженной дороге, с силой погрузили в сугроб.
Будто потеряв сознание, она какое-то время лежала неподвижно в снежном коме, тяжело дыша, и в глупой растерянности пыталась понять, что произошло, что же это с ней сотворили и почему? Спустя некоторое время Агафья хотя и с трудом, но стала выбираться из сугроба.
Освободившись, тяжело передвигая ногами и проваливаясь в снег, сколько было сил, брела она в метели, сопротивляясь сильным порывам ветра и, преодолевая снежные заносы. И вот уже ей казалось, будто сама степь стонет и воет, захлебываясь от снежных волн набегающих друг на друга, и покрывающих её сплошным белым ребристым полотном.
Разум стал туманиться, а силы, как и остатки человеческого тепла, покидали Агафью, она уже не чувствовала ни холода, ни воздушных потоков снега, подталкивающих в спину, но продолжала слышать свист ветра и усиливающийся вой волков. Сильный снежный вихрь, куражась, захватил Агафью, закружил, с силой приподнял и бросил вниз, она обмякла и повалилась в снег, потеряв сознание.
Очнувшись, сквозь тяжелые веки, как будто налитые свинцом она едва различала напротив себя горящие красные точки, которые постепенно приближались к ней. «Волки, – догадалась Агафья, – быстро учуяли».
***
– Помнишь её, – спросила волчица?
– Помню, – ответил волк, – клеща то она вытащила, а спасти младшенького так и не удалось.
– Да, не удалось, – грустно подтвердила волчица, – слабенький он был, дохленький, вот и не смог выкарабкаться. А она, Агафья, добрая.
– Да знаю, знаю, что добрая, хватит уже болтать-то, а то вон – эти дрожат от холода, – проворчал волк, заботливо посмотрев на стоящих рядом двух крепких волчат.
– И сыновья помогут, – гнула свое волчица.
– Ладно, думаю, все вместе справимся, – определился волк, – где эта твоя Богдановка?
– Там, вон в той стороне, – с готовностью указала волчица.
***
Агафье казалось, будто лежит она на раскаленных углях, и нету мочи, переносить этот пожар тела, а изнутри его вырывается воздух, горячий, болезненно обжигающий нутро, и кажется, что это не воздух, а пар от кипящей воды, который того гляди, обварит все внутренности.
По периметру потолка с бешеной скоростью бегал маленький, чёрный человечек. На ногах у него были надеты белые носки и черные лаковые ботинки, брючки обтягивали его хрупкое тельце, и смотрелись смешно, потому что были короткие, вроде как не по размеру. Черные блестящие волосы, густо помазанные бриолином, ниспадали на плечи. Одна рука у человечка была в перчатке из белого тонкого кашемира, вся усеянная, не иначе как алмазами, ярко сверкающими. Белая батистовая рубашка, с воланами и жабо, была перехвачена на талии широким красным поясом.
Маленький кудрявый человечек бегал и бегал, не переставая, у Агафьи от этой его беготни сильно кружилась голова и подкатывала тошнота. Ей становилось значительно легче, когда он иногда останавливался и начинал что-то петь на непонятном языке, одновременно выполняя интересные, витиеватые движения ногами. Как-то после неоднократного повторения замысловатых движений ногами и корпусом, он вдруг замер прямо на середине потолка и обращаясь к Агафье, произнес,
– Правда, я становлюсь светлее? Понимаете, мне постепенно осветляют кожу, впрочем, не знаю зачем, ведь и без этого, как говорят многие, я превосходно танцую.
– Светлым хочешь стать? – усмехнулась Агафья, – тут одной окраской тела не обойтись.
– Что, что вы сказали? – спросил кудрявый человечек.
Видимо, оттого, что в комнате было очень жарко, он снял со своей руки белую с сияющими камнями перчатку. Эти камни, как будто множество ярких лампад, освещали избу, и больно слепили глаза Агафьи, даже сквозь закрытые веки.
– Да так я, рассуждаю сама с собой.
– О чем?
– О белых и черных людях, вернее – о их светлых и темных душах.
– О душах?!
– Да, о душах. Главное не навредить, понимаешь?! Не навредить себе и ближнему своему и больше ничего не надо для того чтобы быть светлым. Просто жить и не вредить! Но это очень трудно не навредить, также трудно, как и жить, – Агафья перевела дух, – но всегда следует стараться, и все получится, вот как у тебя эта твоя диковинная лунная дорожка. Вот я о чем. Ладно, тебе не понять меня, видимо, другой язык. Отдохнул бы немного, носишься как угорелый, устала я очень, а ты мельтешишь перед глазами, тяжко мне что-то, душно.
Агафья вдруг почувствовала, что поднимается к потолку и уже почти рядом ощущает дыхание маленького танцора, который, слушая рассуждения лекарки всe время улыбался и кивал своей кудрявой головой, как будто полностью соглашался с ней. Но вот она обнаружила, что уже находится над черным человечком, значительно выше потолка, над крышей своей избы и все стремительнее поднимается вверх к хмурому январскому небу, вверх – в самую глубину синевы, в неизведанное.
***
– Как поживаешь Агафья, – устало, но дружелюбно приветствовал лекарку Господь.
– Спасибо, с вашей помощью, – с достоинством ответила Агафья.
– И тебе спасибо за почитание и принятие помощи, – уважительно отозвался Господь.
– Насовсем вызвал, или по делу, – Агафья боялась, что долго общаться с Самим не сможет, сил маловато.
– Мы, конечно как можем, помогаем, выручаем, и то, сама знаешь, не всегда удается, вот и дорожим вами – воинами Добра, нашими соратниками, ценим и оберегаем наш священный союз в его противостоянии Злу, – Господь печально замолчал, молчала и Агафья, берегла силы.
– А ты сильная, очень сильная, не по зубам ты им оказалась, – Господь хмыкнул, затем улыбнулся и с удовлетворением продолжил, – выиграла ты Агафья, молодец, низкий поклон тебе от меня.
