Маша Трауб - Съедобные сказки

Художник Евдокия

© Трауб М., текст, 2022

© Гасумян Е., иллюстрации, 2022

© Издательство ACT, 2022

Эти сказки я написала не по доброй воле, а по необходимости. Мой сын Василий, сколько я его помню, а помню я его уже семь лет, плохо ел. А когда он не ел, то превращался в крикливого, плаксивого, достаточно противного мальчика. Зато когда наедался, то становился похож на того, кого я рожала, – хохочущего, ласкового, доброго ребёнка. Накормить Васю надо было любым способом. А перепробовали этих самых способов мы много – и перед телевизором ели, и узоры по тарелке рисовали, и котлеты в ёжиков с огуречными иголками превращали. Ничего не помогало. Даже «Макдональдс» не помог. Василий сказал, что «это он тем более не ест». Сын худел на глазах и считал у себя рёбра. Мы с Васиным папой тоже потеряли аппетит от расстройства и тоже стали плаксивыми, крикливыми и достаточно противными родителями. Однажды мы все вместе пошли в ресторан. На первом этаже этого ресторана жила живая курица. Нога такой же курицы лежала у Васи на тарелке.

– Чья это нога? – сурово спросил Вася.

– Вон той курицы, – сурово ответила я, – точнее, её подружки.

Мне так надоело уговаривать сына поесть, терпеливо объяснять про полезность и нужность продуктов, что говорила я страшным голосом.

– А её зарезали? – испуганно спросил Вася.

– Не скажу, – буркнула я.

– А если я её съем, расскажешь? – спросил сын.

– Расскажу, только это грустная история, – рыкнула я.

К тому моменту, когда наша курица пропутешествовала по Африке, сломала себе ногу в таинственных лесных дебрях и полюбила петуха на украинском хуторе, Вася доедал картошку и принялся за пирожки. Вокруг меня столпились дети с других столов вместе со своими тарелками.

С тех пор Вася перестал капризничать и стал всеяден. А я превратилась в застольную Шехерезаду. Так появились макаронина Стеша, креветка Фира и каша Маня.

Эти сказки «проверены на детях». Они помогли накормить не только Васю, но и других плохо едящих и считающих рёбра мальчиков и девочек. Не верите? Приглашаю вас в ресторан.

Макаронина Стеша была длинной и худой. Вообще-то её звали красивым именем Стефания. Так иногда называют девочек в Италии. Это такая страна, похожая на сапог, если на карте смотреть. Красивый, на каблуке. Поэтому и имена такие – каблучные.

Но Стеша попала в Россию, похожую на масляное сливочное пятно в молочном супе. А в такой стране, как Россия, девочек Стефаниями не зовут. Потому что на каблуках здесь очень тяжело ходить.

Макаронина стала Стешей. Стеша – очень удобно. Как в тапочках. Стеша не очень расстроилась из-за имени, а вот из-за прозвища расстроилась очень. Её дразнили Спагеттиной. В магазине на полке она лежала с самого края. И всё слышала.

– Ты будешь есть спагетти? – спрашивала мама девочку.

– Не буду спагеттину. Хочу бабочек, – отвечала девочка.

С мальчиками было не лучше. Они вообще её червяком обзывали. И требовали машинок или самолётиков.

Стеша, когда её упаковку однажды уронили на пол, увидела этих бабочек. Они, конечно, были красивые.

С ребристыми краешками. Даже не бабочки, а бантики. Стеша долго валялась на полу и снизу вверх рассматривала соседей по полке. Бабочки-бантики – это что! Вот сердечки – это да. Маленькие, аккуратненькие. Такие все из себя… Стеша не знала, какие они такие. Слова не могла подобрать. Такие… ненатуральные. Нерукотворные. Такие красивые, что их даже есть страшно. Стеша успокоила себя тем, что сердечки наверняка невкусные. Красивое не всегда бывает вкусным. Макаронине сказала об этом её соседка по полке – баба Марфа.

Баба Марфа была старой мудрой лапшой. Её сделали давно-давно и не в Италии, а на маленьком заводе где-то посередине масляного пятна, если смотреть на карту. Уже и завода этого не было, потому что он сломался и не работал, а баба Марфа была, хоть и просроченная. Это означало, что лапша такая старая, что её есть уже нельзя. Лежала она у самой стенки, в углу, ничего не видела, ничего не слышала, но всё знала. Очень мудрая была лапша. Она пережила всех своих товарок – их забирали, клали на тележки и увозили в неизвестном направлении, а про упаковку с бабой Марфой всё время забывали. Баба Марфа давно потеряла товарный вид, за что её уважали ещё больше. Потому что ей было всё равно. Когда ты такой старый и столько лет пролежал на полке, то про внешний вид уже не думаешь. А думаешь про жизнь.

Спагеттина Стеша уже знала, как надо себя вести с бабой Марфой – молчать и слушать. Даже если неинтересно. Иногда лапша пускалась в воспоминания – как было раньше. А раньше на полках, рассказывала баба Марфа, лежала одна лапша. Она была серого цвета и не разваривалась, как ни старайся. И за лапшой стояли в очереди. А очередь была длинной, как самая длинная спагеттина.

Даже ещё длиннее. И берегли эту серую лапшу, и ценили. Не то что сейчас.

Так вот когда бабу Марфу оттеснили в самый дальний, пыльный угол, заложив новыми разноцветными макаронами, лапша не выдержала. Хотя она была хорошая бабушка, добрая. Стеше сказки на ночь рассказывала, шурша целлофаном. Новые разноцветные макароны очень шумели и мешали спать после обеда бабе Марфе. А разноцветными они были потому, что в них добавляли томаты и шпинат. Томаты – это помидоры. Макароны от них стали красными. А шпинат – такая трава, очень полезная, хоть и некрасивая. Зелёная. Бр-р-р. И макароны от неё стали зелёными. Но они, естественно, были о себе очень высокого мнения.

Так и говорили – «мы цвета спелого томата и цвета шпината». Остальные макароны смотрели им в рот, потому что макароны-то не знали, что томат – это тот же помидор, только называется по-другому. А что за шпинат такой – вообще никто не догадывался.

Одна такая красная макаронина толкнула бабу Марфу и даже не извинилась. Хотя все приличные макаронные изделия знают, что старших нужно уважать и тем более не толкаться на полке. Это была такая макаронная этика. Этика – очень сложная наука. Если её изучить, то будешь знать, как себя вести, и не попадёшь в дурацкое положение. Хотя баба Марфа кого угодно могла поставить в дурацкое положение. Потому что очень умная была, хоть и науки не знала. Стеша давно догадалась – можно быть умной по науке, а можно по жизни. Это не одно и то же. Но быть умной по жизни ещё сложнее, чем выучить правила поведения. Про жизнь Стеше баба Марфа объяснила. Стеша не очень поняла, но на всякий случай не стала спорить.

В общем, красная макаронина толкнула бабу Марфу в смятый бок. А он у неё болел, когда погода менялась или давление подскакивало, и бабушка в такие моменты тихонько шуршала пакетом, устраиваясь поудобнее.

– Слышь, ты, рыжая, полегче. Не одна тут, – буркнула баба Марфа. Конечно, баба Марфа сказала не очень вежливо. Но у неё была тяжёлая жизнь, и в той жизни все так разговаривали. Хотя и толкаться тоже невежливо.