Несмотря на завывание ветра, металлический хрустящий лязг прозвучал ошеломляюще. Разыгравшаяся буря уносила все звуки в непроглядную темноту и где-то там смешивала их с густым колющим снегом.
– Вот, дрянь, – сказал немолодой мужчина, останавливая Паука. Он спрыгнул вниз, прямо в глубокий сугроб, чтобы посмотреть на паучью лапу. В снегу, у его ног, лежал продолговатый, до полутора метров в длину, черный металлический обломок. Он поднял его и повертел в руках, осматривая. В это время из кабины послышался голос:
– Что там, дядь Лень? – Рядом с мужчиной оказался совсем юный парнишка. Он отряхивал с себя снег. Крыша Паука не спасала от снега совершенно открытую кабину и всех, кто в ней находился. Двое оставшихся в ней ребят продолжали спать, крепко прижавшись, друг к другу.
Дядя Леня показал лапу:
– Смотри, – он пытался перекричать бурю, – осталось четыре.
Парнишка посмотрел на железку.
– Интересно, а на трех лапах он сможет бежать?
Дядя Леня пожал плечами, – не знаю, скоро увидим. – Он выбросил бесполезную деталь РЛ-18. Почему РЛ и именно 18 дядя Леня, конечно, не знал, но знал, что Пауком этот вездеход прозвали за его внешнее сходство с этим насекомым.
– Давай, Ромка, залезай. Поехали дальше. – Долговязый сутулый дядя Леня подсадил парнишку на высокую ступеньку, грузно влез следом, и потерявший очередную ногу Паук поковылял по сумеречной снежной долине.
Под раскачивающее движение Паука Ромка быстро заснул, прислонившись к своим товарищам. Серое небо смешалось с такой же невыразительной землей. Горизонта не было. Была сплошная бушующая мгла неопределенного цвета. Дядя Леня задумался, машинально сунув руки в карман за сигаретами, хотя вот уже десять лет он не курил. Никакого подвига с его стороны в этом не было, просто, курить было нечего. А привычка, вот ведь, незадача, осталась. Сначала он собирал замерзшую траву из-под снега, сушил. Потом, когда снежный покров стал таким толстым, что добраться до самой земли стало невозможным, он попробовал перейти на грибы. Нет, не получилось. Не то. Дядя Леня вздохнул. Вот, как жизнь его кончается, кто бы мог подумать? В последнее время он стал часто мусолить прошлое. Говорят, молодые смотрят в будущее, старики – в прошлое. Ну, да, так и есть. Он снова попытался вздохнуть, но поперхнулся потоком беснующегося воздуха.
Вдруг Паук качнулся, послышался скрежет, кабина развернулась вертикально, и проснувшиеся пассажиры начали цепляться за все, что им попадалось под руки. Сквозь густую пургу путники с трудом смогли разглядеть, что их машина попала в расселину и пытается изо всех сил удержаться на противоположном ее краю. С жалобным скрежетом лапы Паука цеплялись за ледяной уступ и соскальзывали вновь и вновь. Уже отлетела очередная лапа, уже кабина провисла над невидимой пропастью, и сердца людей замерли в ожидании, но старый Паук снова сослужил им добрую службу: на пределе возможного он еще раз выкинул свою длиннющую лапу из расщелины и закрепился в спрессованном глубоком снегу. Зацепился второй лапой, подождал, как бы отдыхая, а потом рывком поднялся наверх.
Все вздохнули, отрывая свои окоченевшие пальцы от бортов и сидений, вывалили на снег, подошли к краю обрыва, пытаясь увидеть дно ледяной ямы.
– Да разве что тут увидишь? – сказал Ромка, махнув рукой. – Чуть не упали, спасибо Паучку. – Он подошел к темнеющей машине и похлопал ее по корпусу. – Дядь Лень, а смотри, он еще одну лапу потерял.
– Одну? – отозвался мужчина.
– Вроде одну.
– Ну, теперь посмотрим, может ли наш Паук бегать на трех ногах? Что стоите? Поехали.
Ребята нехотя начали залезать в кабину вездехода. Они были рады хоть немного постоять на твердой земле.
Паук, крякнул, словно человек, потом повозился немного на месте, перестраивая свою программу, и поковылял! Две передние тощие лапы втыкались в наст впереди, а задняя лапа, переместившись в середину, смешно подпрыгивая, подкидывала кабину при каждом своем подскоке.
– Может, пешком пойдем? – спросил пацан с рыжими до плеч волосами.
– Успеем еще пешком походить, – мрачно сказал дядя Леня. – Как на верблюде, – добавил он. Судя по тому, что ребята переглянулись, он понял, что они не представляют, кто такой верблюд, но спрашивать побоялись, видя его мрачное настроение.
«Э-хе-хе!» – подумал про себя мужчина и поплотнее завернулся в плед. Он ничего больше не сказал своим спутникам и постарался снова настроиться на свои воспоминания, насколько позволяла эта чудовищная качка. Небо и земля крутились перед глазами, смешивая не только все, что его окружало, но и воспоминания о прошлом с настоящим.
Зеленая трава, зеленые листья на деревьях. Зеленые травяные лягушки. О, да, лягушки! Он с сачком в трико, футболке и сандалиях выходит на поляну. Светит солнце. Солнце! Такое жгучее и ласковое. Он чувствует, как солнце пригревает ему лицо, но это совсем не плохо, это очень приятно, будто его, будит поутру мама поцелуями. Вот он уже маленький и слышит ее голос:
– Лень, вставай, в школу опоздаешь! – Она раздвигает шторы, и в комнату врывается утренний солнечный свет! От этого он жмурится, немного ворчит, но поднимается с постели.
А еще часто он вспоминает Карину. Тот день, когда она, хрупкая, небольшого роста, черноволосая, с карими выразительными глазами вошла в его лабораторию. Его сердце тогда тихонечко екнуло. Только он не сразу понял, почему.
Она приносила каждый день свежий букет и ставила на стол. Это были полевые цветы: колокольчики и ромашки; с терпким запахом, пижма и тысячелистник – они были очень милые, но он поначалу страшно сердился на нее, на эти цветы, лишь спустя годы, он начал понимать, что сердился он тогда только на себя и интуитивно чувствовал себя очень-очень виноватым. Но разве мог Леонид Алексеевич Чепрыгин, выдающийся ученый Санкт-Петербургской Академии естественных наук, признать, что когда-то он поступил неправильно и, даже, подло?
Леонид Алексеевич очнулся от своих воспоминаний. Что-то отвлекло его от размышлений. Нехорошее предчувствие заполнило грудь. За последние годы он научился прислушиваться к своей интуиции и, надо сказать, случалось, что это здорово его выручало.
Он посмотрел на дремавших мальчишек, потом начал осматриваться вокруг, пытаясь, что-нибудь увидеть в сумраке. Ветер слегка поутих, но звуки все же приглушал.
Он остановил еле бредущего Паука. Прислушался. Порыв ветра донес обрывки негромкой человеческой речи, но людей видно не было. Ему показалось, что вдалеке мелькнул темный силуэт. Они не видели людей уже месяца два, но эта встреча не могла сулить ничего хорошего.
Леонид Алексеевич врубил вездеход на полную мощность. Хотя понимал, что машина не выдержит такой скорости и скоро отлетят последние лапы или остановится совсем. Что будет потом? Но думать об этом он не хотел. Да и был ли другой вариант?
