Никогда в жизни я не забуду того дня, когда все было решено окончательно. Я одевалась в своей комнате. Мне отчетливо помнится, как солнце ярко светило в наши красивые решетчатые окна, а приятный легкий ветерок раздувал белые занавеси. Моя мама порывисто вошла ко мне и взволнованно сказала:
– Я должна объявить тебе наше решение, Мэгги. Я знаю, это будет не особенно приятно, но тебе необходимо с этим примириться. Твой отец не вполне доволен этим планом, но в конце концов, как я полагаю, все устроится к лучшему.
– Ах, мама! – вскричала я, бросаясь к ней и обнимая ее. – Ах, мама! О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю.
– Ты уже давно знаешь, Мэгги, – печальным голосом проговорила мама, – что твой отец лишился большей части своего состояния; он все надеялся поправить свои дела, но теперь дело дошло до кризиса.
Конечно, я знала о денежных затруднениях отца. Мне часто приходилось слышать разговоры об этом в течение последних двух лет. Разве не от этих затруднений в значительной степени пострадала жизнь Джека, моего единственного брата – умного, веселого и дорогого моему сердцу? Он был на год старше меня, а мне уже минуло четырнадцать. Со временем ему предстояло поступить в Итонский колледж, а затем в Оксфордский университет. Но вследствие того, что отец потерял состояние, этот план рухнул. Правда, Джек был помещен в хорошую школу, но все-таки не в Итон, а об университете ему, конечно, нечего было и думать; по окончании школы ему предстояло поступить в торговую контору одного из наших родственников в Лондоне.
– Я ничего не говорила тебе раньше, – продолжала мама, – так как не хотела огорчать тебя, прежде чем мы с твоим отцом окончательно решим это дело. Но теперь я получила согласие от леди Конвей, миссис Драммонд и мистера Спаркса. Все юные девицы приезжают к нам, и даже скорее, чем я ожидала; вот я и поспешила предупредить тебя.
– Постой, мама, ты просто сводишь меня с ума! – воскликнула я. – Кто такие эти леди Конвей, миссис Драммонд и мистер Спаркс?
– Присядь, Мэгги, – сказала мама. – Я действительно еще ничего тебе не объяснила; нам с тобой надо спокойно обо всем потолковать.
Мама обняла меня за талию и усадила рядом с собой на мою кровать; я прижалась к ней, и сердце мое сжалось от неприятного предчувствия.
– Говори же скорее, мама! – попросила я. – Что это за таинственные личности, о которых ты упомянула?
– Выслушай меня, Мэгги. Твой отец и я, мы давно думаем, как бы нам поправить наши обстоятельства – хотя бы настолько, чтобы быть в состоянии дать тебе приличное образование. Тебе ведь, дитя мое, уже пора учиться языкам, музыке и вообще многому такому, чему мы не в состоянии учить тебя дома без помощи образованной учительницы. Вот мы и придумали: мы можем достичь цели, взяв к себе на полный пансион нескольких молоденьких девиц, которые будут воспитываться вместе с тобой. Это даст нам возможность расширить программу твоих занятий и вместе с тем будет выгодно с хозяйственной точки зрения.
– Ах, милая мама! – начала было я, вскочив со своего места, но мама удержала меня своей сильной рукой.
– Пожалуйста, не возражай, прежде чем не выслушаешь всего, – сказала она. – Мы с твоим отцом окончательно решили этот вопрос и сегодня узнали, что родители тех девиц, которых мы имели в виду, согласны на все наши условия. Итак, к нам завтра приедет, во-первых, Веда Конвей, мать которой собирается уехать к своему мужу в Индию; во-вторых, Люси Драммонд, с которой ты уже познакомилась в прошлом году в Фолкстоуне…
– Эта противная краснощекая девица! – вскричала я.
Мама ничего не возразила, а только вздохнула и продолжала:
– В-третьих, к нам приезжают две девушки-американки – Джулия и Адель Спаркс. Они сиротки, и о них заботится очень богатый дядя, который отдает своих племянниц на наше попечение – по крайней мере, на год. Все четыре девицы приезжают завтра вечером.
Тут я уже была не в силах больше сдерживать себя. До сих пор я пользовалась всеми привилегиями единственной дочери своих родителей, а теперь вдруг, совершенно неожиданно, четыре абсолютно чужие для меня девицы поселятся тут, в нашем доме! Они будут иметь право бегать по нашему саду, ласкать моих любимцев – собаку и кошку, а то еще, пожалуй, вздумают кататься на моем славном шотландском пони Бобби! Эти девицы будут жить здесь, в Гезельхартском приходском доме, у моего отца – пастора здешней церкви; когда мой брат Джек вернется домой, они захотят дружить с ним, и он, может быть, охотнее будет развлекаться с ними, чем со мной. Нет, все это ужасно! Это было выше моих сил! Кровь бросилась мне в голову, и, разразившись слезами, я вскочила с места.
– Это ужасно, это жестоко, и я этого не потерплю! – воскликнула я. – Я буду ненавидеть этих девиц, да-да, я буду презирать их от всей души, я устрою так, что им у нас не очень-то понравится! Да-да, я сделаю это, непременно, непременно сделаю!..
Я закрыла лицо руками и дала полную волю слезам. Но через несколько минут мне стало совестно перед мамой, и я решилась взять себя в руки. Оказалось, однако, что мамы уже не было в комнате, я была одна. Солнце по-прежнему сияло в окне, а снаружи какая-то птичка напевала свою утреннюю песенку. Я успокоилась, тем более, что внезапный уход мамы заставил меня образумиться. Правда, я поплакала еще некоторое время, но известно ведь, что даже самая капризная девица не станет давать волю своему характеру, когда рядом нет никого, кому можно было бы выразить свой гнев. Постепенно я поняла, что мне придется смириться с неизбежным. Дело было уже решенное; девушки должны были приехать на следующий день. Все мои жалобы и слезы не смогли бы предотвратить беду…
Я закончила свой туалет и на четверть часа позже обычного появилась в столовой.
Мне всегда казалось, что на свете нет другой такой красивой комнаты, как наша столовая. И сегодня, несмотря на то, что я была в дурном расположении духа, эта комната выглядела такой же веселой и уютной, как всегда. Отец сидел на своем обычном месте, занятый чтением газеты, когда я тоже заняла привычное место у стола.
– Ах, Мэгги, – сказал он, слегка потрепав меня по плечу, – ты что-то запоздала сегодня.
Мама, разливавшая кофе, передала мне чашку и сказала своим обычным бодрым, деловитым тоном:
– Поторопись, милая Мэгги. Мы опоздали с завтраком, а дел нам сегодня предстоит много.
Обращение моей мамы было очень дружелюбным, и отец, как мне показалось, был особенно ласков со мной, но я почему-то тотчас же поняла, что, несмотря на выраженное мной неудовольствие, все оставалось так, как было решено ими, и чужие девицы все-таки приедут в наш дом. Значит, мне оставалось только одно – примириться с этим фактом.
