Постмодернизм, позитивизм и натурализм —семиотическая точка зрения
Идеологическая трансформация неоконченного проекта правового модернизма в постмодерниский правовой модернизм ознаменована критикой модернистской элитарности, тяги к проведению параллелей между автономной сферой исскуства (в частности, архитектуры) и другими областями человеческой деятельности. Прежде всего, бросается в глаза самая яркая черта модернизма – боязнь идеологического, политического, морального «загрязнения» исскуства, страх перед «низкой», контаминированой культуры. В качество основной задачи исскуства модернисты видели прорыв за пределы существующих форм, стремлении к трансценденции (Boyle1991:481), противопоставляя консерватизму прошлого новизну эстетических ценностей «современной культуры». Само собой разумеется, что, учитывая тягу модернистов к исскуству, модернистский проект права воздал должное архитектоники правовой реальности, предложив в лице своего наиболее яркого представителя Г. Кельзена пресловутую модель пирамиды правовой системы, отображающую «чистую» теорию права, очищенную от посторонних влияний. Американский и скандинавский правовой реализм, несмотря на все свое неприятие чистой теории права (заклейменного как трансцендентальный нонсенс), вместе с тем имеет ряд чисто модернистских характеристик. В частности, правовые реалисты указывали на то, что ортодоксальная форма юридических прав и форма догматической аргументации пренебрегают соображениями целесообразности, поскольку не имеют выхода на конкретную социальную информацию (Cohen1935). Проблема в том, что догматика права не выходит за рамки правового, оставляя в тени социальный контекст. Поэтому, подобно Гансу Кельзену, правовые реалисты пытались выйти за пределы юридической казуистики, хотя и иным путем. Избавление права от «скверны» для реалиста заключалось не в метафизике транседентальных норм, а в изучении социальной функции права, очищении права от шелухи догматических фигур и формул. Но как не странно, рафинируя правовую мысль и отсекая все ненужное, модернисты оказали сами себе медвежью услугу. Благодаря эстетическому рафинированию правовой материи, модернисткая теория права пришла к тому, чего больше всего боялась – потере почвы под ногами. Разрушив столпы классической юриспруденции, осмеяв римское право и традицию jus naturale, юристы эпохи модернизма были вынуждены полагаться только на позитвиное право. Более того, подобное подмывание фундамента под зданием установленных правовых форм, по мнению некоторых ученых, привела не только к краху самого модернисткого проекта права, но и к юридическому нигилизму, напрямую приведшего к фашизму. Действительно, преклонение перед правовым позитивизмом, характерное для модернистcкой программы права воспитала поколение юристов, ставящих букву закона превыше всего. Правовой дискурс юристов этой эпохи ограничивался анализом действующих текстов права и восхвалением стоящей за ними идеологии (т. н. легализма). Таким образом, правоведа довоенной эпохи отличает непоколебимая вера в единственность возможности постижения права через текст права, подобно тому, как представление о замысле ваятеля можно получить, лишь разглядывая его творение. Экономические, социальные и политические потрясения, которые испытала Европа во время второй мировой войны, были одновременно тяжелым испытанием и для крайнего позитивизма модернистской юриспруденции. Как следствие, плеяда теоретиков права (Г. Л. А. Харт, Л. Л. Фуллер), определявших ход развития юридической теории в послевоенной Европе, подвергла суровой критике радикальный позитивизм юристов 30-ых годов.
Лучшим примером крайнего позитивизма является юриспруденция третьего Рейха, главный представитель которой Густав Радбрух отрицал моральную, субьективную сторону права. Закон суров, но это закон – эта латинская юридическая сетенция получила второе рождение в идеологии права нацистского режима (Gesetz als Gesetz). По мнению профессора Г. Л. А. Харта, приверженность представителей немецкой правовой профессии духу позитивизма привела к неспособности сопротивляться преступлениям фашизма. Поэтому, даже те юристы, которые открыто никогда не поддерживали нацистов, были вынуждены следовать политической конъюнктуре. Например, ученик Г. Кельзена – Альфред Вердросс – вписал в свой классический труд по международному праву «Völkerrecht» (1937) типично национал-социалистический тезис о том, что индивид не может существовать вне коллективной общности (народа, класса, семьи), поэтому он должен руководствоваться волей этой общности.