Мышель спешила мимо мрачных разрушенных домов. Она сегодня постаралась надеть самое темное и невзрачное платье. Пятничное серое утро только начиналось. Очень хотелось, чтобы хотя бы погода сжалилась над этим днём.
Пятницы в этом городе не любили. Хотя, и любить-то их особо было уже некому. Ведь мрачные предсказания сбывались именно в пятницу. Каблуки тихо постукивали по растрескавшемуся асфальту, нарушая гробовую тишину брошенного города.
– Надо было выбрать не эту обувь. – Прошептала Мышель.
Ветер шелестел старой листвой. Где-то далеко каркали старые вороны. Мышель посмотрела на небо и тяжело вздохнула, и шевеля ушами, поежилась от холода.
– И выйти надо было раньше. – Ее шепот утонул в звуках шелеста листвы. – Нельзя снова опаздывать.
Мышь в черном платье скользила в тени высоких заброшенных домов, окна которых пугали своими щербатыми пустотами. Пустые машины, на которых потрескалась краска, напоминали о том, что когда-то улицы шумели и были живыми. Старые витринные вывески выцвели, и букв уже было не разобрать.
Она шла и думала о том, как страшно жить во времена живых Предсказаний. И почему именно пятницы? Почему не понедельник или вторник? А, может, логичнее было бы выбрать воскресенье?
Наконец, впереди показалась станция метро, буква М указывала на то, что путь подошёл к концу. Мышель стояла у старых ворот, и переминались с ноги на ногу. Темнота… Там внизу мрак, сырость и темнота, которая пугала сильнее, чем любое предсказание.
Тяжёлый вздох. Она толкнула двери, и они со скрипом отворились. Мышель обернулась, проверяя, не нарушился ли покой старого города этим звуком. Последний раз она взглянула на серое небо и двинулась в темноту.
Не только темнота пугала, но и запахи. Тут пахло сыростью и плесенью. Застоявшийся запах казался мертвым.
Чем дальше она шла, тем темнее становилось. Десять шагов вперёд, два поворота налево, пятнадцать шагов и начинаются ступеньки. Их всего 212.
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… – Считала про себя Мышель. – Двадцать девять… Тридцать восемь… Пятьдесят четыре… Девяносто три… Сто тринадцать… Сто шестьдесят пять… Сто восемьдесят один… Двести… Двести двенадцать. Слава Предсказателю, всё. – Прошептала мышка.
Она прошла по гладкому полу, цокая каблучками, и эхо разлеталось по пустой станции. Девять шагов, поворот направо, 24 шага по платформе в полной темноте и она ухватилась за поручни лестницы. 6 ступенек вниз и рельсы. И снова она встала. Каждая шерстинка на ее теле дрожала от страха
– Так, соберись. Соберись, тряпка. Вышла бы раньше, шла бы с кем-нибудь. – Прошептала она.
Да вот было бы с кем идти? Есть ли там сейчас хоть кто-то? Эти мысли пугали ещё сильнее. С каждой пятницей их становилось все меньше. После каждого предсказания приходило все меньше и меньше жителей этого города.
Она медленно переступила рельсу и пошагала по шпалам. Идти нужно было по темному туннелю до следующей станции. Где-то о пол стучали капли воды, цокот каблуков, ее тихое дыхание, эхо – только эти звуки нарушали тишину мертвого метро. Страшно было до жути, но это лучше чем идти по поверхности в Серую Пятницу.
И все боялись выходить на поверхность, но жить тут, в темноте, не смея разжечь огонь, сидеть без еды и воды в полном мраке, было ещё страшнее.
На прошлой неделе Предсказание было таким: "Зелёному ковру нужна спящая. Останутся лишь те, кто не стал молчать. Не вдохнут воздуха те, кто ждёт у воды".
С каждым разом Предсказание было все туманнее и размытей. Со времен первого прошло двенадцать лет. И вот уже 12 лет, каждую неделю, в Серую Пятницу Мышлен спускалась в метро. Каждое утро пятницы было полным мрака, страха и ожидания.
На этой неделе она видела, как трава поглотила Котильду. И вспомнила слова: "Зелёному ковру нужна спящая". А на днях она помогла Врану вытащить из старого пруда Деда Лисура, который ловил рыбу. "Не вдохнут воздуха те, кто ждёт у воды" – Вран ругал Лисура, цитируя пророчество.
– Это же так понятно, зачем ты за рыбой пошел? – Сокрушался ворон.
