Глава 1.
Шварцталь был городом контрастов, словно огромный, запущенный часовой механизм, где шестеренки разных размеров вращались хаотично, создавая какофонию звуков и запахов.
В центре города, величественно возвышались роскошные особняки аристократов, с величественными башнями, огромными садами и фонтанами, внутри которых регулярно происходили знатные приемы и балы. Из их окон лились струи света, озаряя темные улицы и отбрасывая длинные тени от массивных ворот. В садах щебетали паровые птицы, сделанные из золота и драгоценных камней, а на фонтанах играли водные струи, высекая радужные брызги в темноте.
За этими особняками, за высокими стенами и железными воротами, прятались тесные, закопченные кварталы бедняков. В них стояли старые каменные дома, с тесными комнатами и дырявыми крышами. Улицы были узкими, грязными и покрыты толстым слоем смога, который исходил от фабрик и паровых машин. По ним бродили уставшие люди, их лица были покрыты пылью и отчаянием. В темноте светились лишь редкие керосиновые фонари, отбрасывая жуткие тени, как от призраков, и освещая лишь небольшие участки дороги.
Над Шварцталем непрерывно висели клубы дыма и пара, которые исходили от фабричных труб и паровых машин. Этот дым смешивался с запахом машинного масла, горелого угля и металла, создавая неприятную атмосферу. В этом запахе чувствовалась не только тяжесть труда, но и отчаяние жителей, которые не могли избежать этого зловонного воздуха.
Шум города был непрерывным и громким. Грохот паровозов, свист паровых машин, стук молотов в кузницах, крики торговцев на рынке – все это сливалось в неумолимый ритм промышленной жизни. В этом шуме не было места тишине и покою, он отражал беспокойство и безнадежность жителей Шварцталя.
Шварцталь был городом противоположностей, где роскошь аристократов соседствовала с бедностью простых людей. В нем было все: и красота, и уродство, и надежда, и отчаяние.
Город был «производственной столицей» страны. Именно здесь было совершено множество открытий, которые изменили весь мир. Тут добывались полезные ископаемые, строились машины и механизмы. Это был наиболее механизированный город страны – даже искушенные умы ученых из далекого Ориента порой завидовали такой степени механизации.
Солнце, ныне редкий гость в Шварцтале, проснулось рано и осветило туман, что висел над городом плотной, непроницаемой пеленой. Снизу доносился едва слышный гул механизмов: город проснулся…
На площади Производственного района кипела жизнь. По мощеным улочкам спешили рабочие, их лица были усталыми, одеты они были в простую рабочую одежду, потертую и измазанную маслом. В воздухе витал запах паровой машины и ржавеющей стали.
Центром площади был рынок. Сотни павильонов из железа и дерева утопали в море людей, шуме и запахах. Здесь можно было купить все: от свежего хлеба до паровых игрушек. Это, конечно, не бутики Аристократического района, в которых прилавки ломились от разнообразия, но тоже ничего.
На одном из павильонов стоял автоматон-продавец. Он был сделан из желтого металла, украшен механическими цветами и блестящими шестеренками, что вращались на его груди. В его глазах горели яркие лампочки, а рот был закрыт тонкой мембраной, через которую он мог произносить слова.
– Свежие овощи из садов Вальдхаузена! – громко провозглашал автоматон железным голосом. – Капуста, морковь, картофель! Все по низким ценам!
Покупатели обращались к нему, задавали вопросы о цене, о качестве товара. Автоматон отвечал спокойно и уверенно, и его речь была чёткой и внятной. Он был частью жизни Шварцталя, ничем не отличаясь от человека, кроме своего механического тела. Таков был технический прогресс.
Рядом с ним стояла старая женщина, с морщинистым лицом и усталыми глазами. Она продавала клубнику и яблоки.
– Как хорошо, что у меня есть помощник, – сказала она автоматону. – Ты такой работяга, никогда не жалуешься, никогда не устаешь.
Автоматон улыбнулся, и в его глазах засверкали лампочки.
– Я здесь, чтобы служить людям, – ответил он. – И очень рад помогать вам.
Женщина улыбнулась в ответ. Автоматоны – это часть Альт-Терры, часть их жизни. Они работают на фабриках, в мастерских, в магазинах. Они убирают улицы, доставляют почту, добывают металлы. Они становятся помощниками, друзьями, членами семьи. Однако они не могли полностью заменить людей, ибо создание автоматонов – достаточно затратное и долгое дело. Кроме того, технология находилась на стадии развития. Поэтому, как правило, они выполняли самую простую работу.
В далеке раздался громкий свисток. Это был сигнал к началу рабочего дня на фабрике. Люди поспешили занять свои места у паровых машин, а автоматоны-рабочие уже ждали их, готовые к новому дню труда.
…
Мастерская Игната дышала теплом раскалённого металла и тихим тиканьем сотен часов. Запах машинного масла смешивался с ароматом крепкого чая, который он всегда заваривал, работая над очередным заказом. Но сегодня в его руках была не очередная прихоть богатого бездельника, а тончайшие золотые шестерёнки, рубиновые клапаны и медные пластины, которые должны были стать сердцем – сердцем его дочери Анны.
Анна, бледная и хрупкая, как фарфоровая кукла, лежала на кушетке в углу мастерской. Её собственное сердце билось слабо, словно боялось потревожить тишину. Врачи разводили руками – медицина была бессильна. Но Игнат, гениальный часовщик, отказался сдаваться. Если человеческое сердце так похоже на сложный часовой механизм, то почему бы не заменить его идеальным, вечным творением?
Мастерская превратилась в священный храм. Игнат, забыв о сне и еде, проводил дни и ночи, склонившись над верстаком. Слабый свет керосиновой лампы выхватывал из полутьмы инструменты, отточенные до остроты бритвы, крошечные тиски, увеличительные стекла. На столе лежали пинцеты с алмазными наконечниками, молоты, колбы с различными маслами и техническими жидкостями. Под столом же располагались ящики с расходными материалами и деталями, а напротив – открытие современной науки – паровая кузня с небольшой наковальней.
"Анна, моя дорогая, – шептал Игнат, глядя на ее бледное лицо, – скоро ты будешь снова бегать и смеяться." Он вкладывал в каждую деталь сердца всю свою любовь и надежду.
Сердце создавалось словно драгоценное украшение, каждая деталь вытачивалась, полировалась и подгонялась с невероятной точностью.
Сначала Игнат выковал из меди корпус, по форме напоминающий настоящее сердце. Он использовал тончайшие золотые листы для создания клапанов – четыре искусных лепестка, способных открыть и закрыть путь крошечным рубиновым цилиндрам, имитирующим желудочки.
Мелкие шестерёнки из серебра, соединённые платиновыми цепями, образовывали сложный механизм, отвечающий за ритмичные сокращения сердца. Игнат работал с помощью лупы, его пальцы, грубые от старой работы, двигались с невероятной ловкостью. Основная функция сердца легла на центральную шестеренку с 39 зубьями. Она была бережно отлита из бронзы, а затем заточена микроточилом при помощи увеличительного стекла и микрометра.
