Впервые встретились они весною, когда витал в воздухе аромат первых цветов, а птицы будили жителей королевства веселыми трелями. Впервые взглянул он на нее, когда, возвращаясь с пышной свитой во дворец, остановился у лавки с румяными калачами, а она протянула ему самый свежий из них розовыми дрожащими пальцами… И с тех пор главный королевский повар брал хлеб и муку для его величества лишь в лавке ее отца-булочника.
Летели дни; в окнах лавки появлялись блестящие кудри, проворные пальчики открывали ставни: не покажется ли тот юноша, что в прошлый раз был здесь?
– Ах, Золушка милая! Все-то ты мечтаешь! А работы у нас не убавляется…
Нахмурила сестрица темные брови и на печь, жаром пышущую, взглянула.
Улыбнулась Золушка. Улыбнулся и весенний луч, пробежав по кудрям ее, и вспыхнули они золотым светом.
– Иду, милая сестрица! Иду!
Скрипят серые половицы, румянцем покрываются в печи хлеба и караваи. Бегут, бегут в корзины к сестрицам свежие золотистые солнца, ароматные пряники, булочки.
Ковшик проворно по печке бежит, старается, чтоб не осталось в ней пепла. Но вмиг с улицы ветерок весенний врывается, кружит, дергает за передник белый, заплетает золотистые косы булочниковой дочке. И – раз! Закружились пепелинки – осыпалась серым дождем на нее зола.
– Золушка!
Средняя сестрица вбегает, глаза изумлением горящие, на булочникову дочь устремляет:
– Он снова приехал.
И, оглядев стан ее, пеплом покрытый, улыбается:
– Все же не зря зовут тебя Золушкою…
Выбегает булочникова дочь на улицу и видит у лавки того, кто сердце ее пленил: юноша прекрасный, едва старше ее, с глазами добрыми, словно море, синими, улыбается. И снова подает она ему румяный калач, золу с рук не стряхнув от волнения сердечного да бега быстрого…
И не раз он еще приезжал. Подольше оставался рядом с нею, смотрел, как работает она, как дело у нее быстро спорится. Сбежать ему хотелось от дворцовой суеты, от слуг проворных, от гостей из стран заморских. Все так бы и сидел возле прекрасной булочниковой дочки, Золушкой прозванной, глядел бы на нее, беседовал.
И однажды уехал он. Уехал во дворец, в богатой золоченой карете, в шелку да бархате утопающей. По правую руку от него сидели булочник с женой да две дочери ее, а по левую – Золушка, в платье пышном, из золотой и серебряной парчи сшитым.
Когда вошла Золушка во дворец, захватило ее великолепие да убранство роскошное. И теперь готовилась она стать здесь молодой хозяйкой вместо старой королевы, матери суженого ее, наследного принца.
…Минули месяцы, и настал день свадьбы, день долгожданный. Блистали в золотых волосах Золушки драгоценные камни, платье парчовое искрилось в отражении сотен зеркал, сверкал на тонкой талии серебряный пояс… Но не было в этом принцессы надменной – была та же веселая Золушка, добром да любовью всем отвечающая.
Летят ножки в легких туфельках по залу, сплетаются в танце руки, глаза друг против друга глядят, не отрываются. Счастлив принц, счастлива Золушка, счастливы придворные… А седой король, насупившись, глядит: хмурятся вздернутые брови цвета крыла вороного, глядят темные глаза на будущую королеву с недовольством, с тихой злобой. Как хитра дочь булочника! Из простолюдинки вмиг принцессою стала! И наследник единственный смотрит на нее, не налюбуется. Глядишь, скоро совсем его к рукам приберет да начнет внушать, как королевством править… Ну нет! Не бывать тому, не бывать!
***
Мчат дни, будто воды вешние. Встает из-за горизонта серая полуночная армия с белым круглым генералом во главе, а к рассвету уж разбивают ее золотые копья лучей солнечных, ярких.
Дает король каждый день новый бал, призывает всех герцогов знатных да графов с баронами. И всех – с дочерьми, с красавицами. Может, и понравится кто прекрасному принцу? И духу не останется после того во дворце от булочниковой дочки с золою на румяных щеках…
