1. Пролог
…И каждый в тот день мог поклясться, что видел совсем иное.
Похоронная процессия двигалась очень медленно. Лошади, оступаясь, поднимались в гору, и под их копытами и деревянными колёсами повозки потрескивали сухие ветки и мелкие камешки. Небо пестрело серыми тучами, вот-вот и пойдёт надоедливый дождь, не сильный, но весьма досаждающий, кои часто бывали здесь в это время года.
Челядь, следовавшая сразу за повозкой с гробом, боязливо молчала, хотя народу собралось более чем достаточно, ибо уважение к ярлу, скорбевшему по покойной, было сильнее, чем суеверный страх жителей перед оной. А поговаривали про неё всякое, да ничего, что могло бы помочь местным вспомнить хоть что-то хорошее о погибшей. Но – о мёртвых – либо хорошо, либо – никак. И люди молча крестились, не забывая при этом благодарить небо за то, что дало им ещё один день жизни, и на месте усопшей сейчас не один из них. И с сожалением поглядывали на своего господина, что и слезинки не проронил, когда узнал страшную для него весть, но словно язык проглотил, а сердце его окаменело.
А покойница была хороша – и после смерти, чего уж говорить о жизни! Смуглолица, темноока, волос чёрный, густой, вьющийся. Брови в разлёт и ямочки на щеках – вот и сейчас лежит, точно улыбается. Розы в волосах ободочком – словно не померла девка, а заигралась да уснула. И только тот, кто не видел её изломанного тела, спрятанного под белым саваном, решил бы, что она жива. А видел почти каждый, ведь искали её, пропавшую, всей деревней.
До кладбища оставалось ещё немало, а погода всё продолжала портиться, и по без того убогой дороге замолотили капли дождя. В воздухе посерело, ветер порывами ударил в идущих за повозкой людей, поднимая грязные листья и мокрую пыль с дороги. Лес угрожающе зашелестел скрипучими ветвями, затрещал стволами, завыл утробно, словно скорбя по умершей, и скорбь его более походила на ярость.
- Ох, беда-беда… - шептали деревенские, в сотый раз осеняя себя святым крестным знамением, и продолжали идти за своим господином, даже в такую непогодь – не оставлять же, в самом деле, покойницу на земле и в четвёртые сутки, а ну как шалить начнет и проказничать, с её-то славой…
И лежать бы ей тихо, да тут неожиданно лошади встали, испуганно заржав.
- Яла!
Вид вышедшего из леса человека мало чем отличался от девушки, что лежала во гробу бледностью и жизнью. Он был потрёпан и пьян, но не настолько, чтобы свалиться в колею у дороги. Ему вообще было всё равно, сейчас он видел только её – безвозвратно почившую красавицу, и ноги сами несли его к гробу.
- Северин!
Ярл спешился, намереваясь преградить ему дорогу.
- Остановись.
Но тот не слышал. Он медленно шёл, словно всё ещё не веря своим глазам, пока не коснулся краешка гроба.
- Яла!!!
Этот крик совпал с громовым раскатом и спугнул стаю ворон, поднявшихся в небо с противным карканьем.
Северин бросился к покойнице, но ярл смог его удержать, слегка оттолкнув от гроба.
- Всё кончено. Возвращайся домой. Её больше нет.
Но тот был не согласен. Он скинул с себя сдерживающие руки ярла и попытался его ударить, но мужчина увернулся. Не теряя надежды подраться, Северин бросился в атаку вновь.
Люди расступились, чтобы их ненароком не задели, мол, хозяева сами разберутся, кто прав, кто виноват. А потому ярл, не рассчитавший свои силы, неожиданно сильно ударил другого, и тот отлетел прямиком на повозку, да так, что она накренилась, уронив свою страшную ношу в дорожную грязь, перевернув и накрыв днищем гроба несчастную усопшую.
- Яла! – в третий раз воскликнул Северин, бросаясь к покойнице.
Он ухватился за край гроба, с силой откинул его. Но тут же отпрянул, попятившись назад, чертыхаясь и крестясь одновременно. Толпа, закричав, понеслась прочь, мужчины хватали жён и детей за руки, чтобы как можно скорее скрыться с этого места. Рядом остался лишь ярл, побледневший и словно вкопанный в землю – он не шевелился, глаз не отводя от гроба. Как и Северин…
Ни под гробом, ни рядом покойницы не было.
2. Глава 1. Вечеринка
Музыка гремела так, что звенели стёкла. Гулкая, тупая вибрация, казалось, сотрясает стены, эхом отдаваясь во всех её органах – незримое, но весьма неприятное воздействие. Когда это всё закончится…
Марисоль сняла круглые большие очки и потёрла виски, затем закрыла лицо ладонями. Она слишком устала и хотела спать, но завтра ей предстояла защита проекта, в котором она всё ещё пыталась отыскать какие-то несовершенства, неточности, помарки. Всё должно было быть идеально – иначе она себе этого не простит.
Но проблема сейчас заключалась не в этом.
Взглянув на часы, Марисоль с удивлением отметила, что время уже перевалило за час ночи. А её неугомонная сестра всё никак не хотела сворачивать свою вечеринку, что и была источником шума. Удивительно, что соседи до сих пор не вызвали полицию. Или они уже привыкли к такому раскладу и смирились, что одна из сестёр Кларк абсолютно не пытается соблюдать элементарных приличий, и не шуметь в тёмное время суток?
Вот только стыдно потом будет ей, а не Мари…
Подумав, Марисоль выключила компьютер, за которым работала весь вечер и уже часть ночи, правя проект, а потом какое-то время наблюдала за своим отражением в потемневшем экране монитора. Размытое лицо мало чем напоминало девушке её собственное, и страх, пробудившись при малейшем воспоминании о нём, тут же нетерпеливо потянулся к её сознанию…
Дверь с шумом распахнулась, и в спальню Марисоль ввалилась нетрезвая парочка, занятая нескромным поцелуем, вероятно, рассчитывая на продолжение. Девушка вздрогнула от неожиданности, вскочив с места, уставившись на них, а молодые люди – парень с серьгой в ухе и выкрашенными в изумрудный цвет волосами и девушка, коротко стриженная, сплошь покрытая пирсингом, виновато заулыбались.
- Прости, Марисоль, мы, кажется, ошиблись спальней… - промурлыкала девушка, поспешно выводя своего ухажёра с чужой территории.
- Кажется, с меня хватит…
Марисоль решительно вышла за дверь, плотно прикрыв её за собой, и спустилась вниз, в гостиную, которая сейчас являлась настоящим филиалом ночного клуба, сверкая всеми огнями диско-шара и наполненная децибелами, способными порвать барабанные перепонки непривыкших к такому людей.
Молодёжь, присутствующая здесь, отрывалась на всю катушку. Парочки миловались на крохотных диванчиках, другие резво отплясывали, наслаждаясь креплёным – кто-то даже сидел на их барной стойке, держа в руках откупоренную тару и периодически прикладывался к горлышку губами. Другие мирно спали тут и там, ни музыка, ни другие люди им абсолютно не мешали – концентрация градусов в крови, должно быть, зашкаливала.
Но сестры нигде не было видно, и Марисоль, обняв себя руками и чувствуя явно не в своей тарелке, хоть и находилась у себя дома, вышла во двор. Здесь, к сожалению, вечеринка не заканчивалась. Те же пьяные танцы и чрезмерное употребление спиртного, но было хотя бы потише – музыка играла исключительно в доме.
