Регина Соболева - Серебро и желатин

Серебро и желатин
Название: Серебро и желатин
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Серебро и желатин"

Стихи – фотограммы жизни. Когда собираешься фотографировать, неизбежно борешься со страхом неудачного убийства. Даже в таком казалось бы безупречном преступлении есть свои подводные камни. Всегда что-то может пойти не так. Забудешь пленку, засветишь ее, вставишь неправильно, просто сломаешь фотоаппарат. Но вот пленка заряжена, жертва тщательно отобрана, акт совершен. Что дальше?

Бесплатно читать онлайн Серебро и желатин


Редактор Борис Панкин

Корректор Борис Панкин

Фотограф Регина Соболева


© Регина Соболева, 2021

© Регина Соболева, фотографии, 2021


ISBN 978-5-4498-2622-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЭТАП I

ЭКСПОНИРОВАНИЕ

«я была крошечной гидрой…»

я была крошечной гидрой
плоским червем зиготой
делением клетки игрой
в чужой голове этот кто-то
придумал меня целиком
увидел во сне наигрался
заставил пить чай с молоком
научил целоваться
он представлял мою жизнь
мать отца младшего брата
и первобытную слизь
компота вселенной стаккато
биения сердца и тока горячей крови
зачем он придумал мне
так много боли?

«Земля накренилась набок…»

Земля накренилась набок,
Взбивая рассветную пену,
И поползла по крену
Стрелка из красных ниток.
В небе рождался слиток,
В толще пород воздушных.
И мы выходили слушать
Запахи свежего хлеба.
Как разразилось небо,
Как разошлись обрывки!..
Теплые жирные сливки,
Мягкий пахучий сбитень,
Свеж и горяч и сытен,
Будто разлит повсюду.
Вкусное сладкое чудо
Плавится, тает, жжется.
Тише – сегодня солнце!
Страшное красное солнце,
Что ниспадает с вершины
И ловит лесную тень!
Мама, мы будем тихо,
Мы осторожны будем…
Солнце медовым сгустком
Капало целый день.
Дети, сминая травы,
Песни поют, танцуют…
Солнце до самых пяток!
Светом и имбирем!
Руки цветы целуют,
Слезы в сто тысяч пряток…
И мы с моею подругой
Золото тихо поем.
Зрелые солнца в небе,
Пусть их сегодня много…
Будет, как абрикосов
В июньской и сочной траве!
Этого все мы скопом
Про себя просили у бога
И напролет все утро
Искали его везде.

«Пока не родился, Вселенная…»

Пока не родился, Вселенная
Размером с картонный ящик,
С резиновый детский мячик,
Нелюбимый, зеленый, рыхлый.
А в ящике: китайские карты
Из сокольского картона.
Это настолько огромно,
Что даже совсем не больно.
Больше чем мир на ладони бога.
Больше, чем живой глаз способен.
В ящике – неприятности.
Значки, наклейки и разности.
Булавки, скрепки, камешки,
Пластмассовые солдатики,
Срезанные атласные бантики,
Карты памяти, календари,
Талисман с лабиринтами,
Шишка без зерен и мандарин,
Засохшие цветы, старые ключи,
Жетон для поездки в метро.
Все на полу в детской усыпано
Книгами. Пуговицы, гвозди, иглы.
Пока еще не родился, в мире,
Как в картонной коробке,
Сыро, темно и хочется верить,
Что хотя бы наполовину красиво.
Как если б внезапно
Крышку кто-то откинул.

Иная раса

1.
Мой папа однажды
Пришел с работы
И застрелил маму.
Сам застрелился.
А меня оставил.
Помню, они ругались.
Мама громко кричала.
Лилась в раковину
Вода из-под крана.
Потом мама упала,
И покачнулся пол.
А я забрался под стол.
Между мной и дверью
Были две лужи,
Слитых в одну,
Застывших в углу
Коркой ржавой.
Я сидел под столом два дня
И смотрел на лицо мамы.
2.
В детдоме кормили
Подгоревшей кашей.
Мы мечтали о макаронах.
Нам было страшно.
Нас отпускали гулять.
Куда – не важно.
Мы охотились,
Ловили крыс.
И тогда по субботам
Наедались.
Шутили, смеялись, пели.
Думали о том, куда нас дели,
Во что одели,
Да и зачем в самом деле.
Потом в тишине и вони
Новых уродливых классов
Нас учили священной боли,
Создавая иную расу.
Мы – на них. И они – на нас.
И угрюмо на вопросы учителя
Дружно молчал класс.

«А потом привыкаешь к скрипучим полам…»

А потом привыкаешь к скрипучим полам,
Запахам мокрого дерева, сороконожкам и паукам.
К печному дыму, салфеткам, картинкам,
Вырезанным из журналов «Огонек» и «Мурзилка».
В банке из-под капусты завариваешь траву:
Смородину, жмых, подорожник, крапиву,
Потому что ты – уже взрослый и «юный химик»,
И дома забыл своих роботов, кассеты и видик.
Потом – полоть огород, обирая малину.
Бегать по грядкам за бархатницей и алкиной.
Дразнить соседских гусей и уток.
Мазать йодом укусы соседских гусей и уток.
И прятаться от соседей в какой-нибудь закоуток.
А потом привыкаешь к сверчкам, темноте,
Шепоту дедушки: «Ну говорил же тебе».
Представишь, как завтра соберутся ребята,
И станут из-за гусей дразнить тебя: «Терминатор».
Тихо становится, только трещит ОРТ.
Что ночь? Еще пара часов и – рассвет!
Ждешь петухов, завернувшись в бабушкин плед.
Ты – ловок, умен и красив. Тебе шесть лет.

«я открыл этот мир…»

я открыл этот мир
как открывают постыдную тайну
чужого рождения
с терпкою ноткой полного
удовлетворения
вмиг успокоившись
тяжело дыша
с наслаждением
убаюкиваю малыша
подмигиваю акушеру
эта тайна
чудо как хороша
практически без единого вша
без единой мысли
в колыхаемых ветром ржах
я открыл эту тайну
черной сосущей дыры
в которой не видать ни зги
только в еле-еле
просматриваемые щели
сквозит

«Они когда-нибудь останутся стоять…»

Они когда-нибудь останутся стоять,
Зажав в руках бесплатные пакеты,
Повернув головы друг к другу.
На пустынной парковке в безветрии
Огромной стеклянной обетованной
земли.
Словно памятник застывшим мукам,
Многозначительному молчанию и любви.
И если у каменных глаз нет зрачков,
Взгляды – серая липкая гранитная
крошка.
Всего лишь – каша с сахаром и молоком.
Пакет с сахаром, пачка крупы, молоко.
В прозрачном пластиковом пакете. И все это
лишнее.
Но потом кадр сдвинется с мертвой точки.
Женщина возьмет за руку дочку.
Пакет упадет на землю.
Расплескается молоко.
И люди уйдут домой.

«Радостно на душе по-детски…»

Радостно на душе по-детски.
На мне сарафан из маминой занавески,
Красные бантики и сандальки.
И день такой летний, маленький, жаркий.
Брови в поту, и носки слетают.
Я – в незнакомом городе никого не знаю.
Знаю, что надо суп съедать до конца,
Уважать и слушаться мать и отца,
Не обижать братика, не играть в солдатики.
Кукол одевать, раздевать, укладывать спать.
На улице не бегать, не прятаться, не орать.
Загибаю на обеих руках пальцы.
Учусь считать. А еще мне нельзя драться.
И нужно бережно обращаться с ранцем,
Который больше меня. Заканчиваются пальцы.
Но не заканчиваются мои обязанности…

«Моя мама учила меня рисовать…»

Моя мама учила меня рисовать
Принцесс, спокойно смотревших с листа.
Желтым цветом – корона, синим – глаза,
Розовое лицо, красные губы, тонкий нос
И черная коса с фиолетовым бантиком.
Помню, тогда соревновалась с братиком.
Он изображал сценки из всамделишной жизни
С врачами и большими настоящими шприцами,
Папами-пожарными и мамами-телефонными линиями.
Все это было синее-синее с красными крестами.
И почему-то очень нравилось нашей маме.
Я его хотела сдать в милицию на перевоспитание.
Пусть перестанет пророчить врачей со шприцами.
А я перестану рисовать лица с перекошенными ртами.
Принцесса очень боится. Принцессу зовут Регина
И ей снится, как с нее в больнице снимают кожу
И пришивают другие лица. На каждую сторону света,
Каждому-каждому принцу.
По одному на каждое последующее свидание.
До свидания.

«Выплеснула фрикадельку из тарелки…»

Выплеснула фрикадельку из тарелки,
По столу покатала, потыкала вилкой,
Представила – у фрикадельки детки
Есть. Мамку ждут, им страшно и дико.
Суп холодел, покрывался пленкой,

С этой книгой читают
Перед вами сборник коротких рассказов о дворах и двориках, подъездах и квартирах, о друзьях и близких. О боли и радости. Светочувствительности и тенебоязни. Этой книгой прощаюсь со своим детством и юношеством. Отпускаю их. Кончено. Впрочем, невозможно забыть, кто ты и откуда. В каких районах проходили дни, когда качели опасно пролетали над головой, горки страшно возвышались перед тобой, друзья всегда оставались рядом и не было ничего чудеснее и с
Перед вами своеобразный гимн моментальной фотографии и ее трехминутному ожиданию. Магия химических реакций и удача в построении кадра и света. Вот что понадобится мастеру на пути к эфемерному, кажущемуся почти нереальным, клочку бумаги. Им можно украшать пустую стену… пока не надоест.
В книге собраны стихи, написанные с 14 до 37 лет. Это память о самых важных, судьбоносных, золотых мгновениях жизни, дающая ключ ко всему остальному прозаическому корпусу творений автора.
Автор ОЛЬНОВ АНАТОЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.Год рождения – 1938, 27 февраля. Родина – с. Городище Череповецкого района Вологодской области. Кроме Череповца и Петрозаводска проживал в городах: Сортавала, Витебск, Усть-Каменогорск, Альметьевск.
Гражданин Советского Союза. Коммунист.Родился 22.12.1956 г.Родители – ветераны Великой Отечественной войны.Окончил ВВМУПП им. Ленинского комсомола в 1981 г.1981—1993 гг. – служил на дизельных подводных лодках 182-й Отдельной Бригады подводных лодок (б. Бечевинская), КВФ.После предательского развала Советского Союза подал рапорт об увольнении из ВС, заявив о несогласии с политикой нового руководства страны, армии и флота.Уволен в запас с должности
Мы любим. Если повезет, становимся счастливыми, и со временем у нас появляются прекрасные воспоминания.Если нет, нам остаются грусть и иногда стихи.
Андрей Немов никому не говорил о своем запретном и преступном желании убить человека. В детстве он стал случайным свидетелем убийства, и после этого им овладела навязчивая идея узнать, что ты чувствуешь, когда отнимаешь чужую жизнь. Он стал успешным и богатым, чтобы иметь возможность получить желаемое без проблем, ведь за большие деньги можно исполнить любой каприз… Томасу Крайтону во что бы то ни стало требовалось заработать нужную сумму на лече
После нескольких лет в слишком спокойной Англии неукротимая Марина Коваль возвращается в родной город. Ее брат готовится занять здесь кресло мэра, ее муж Женька Хохол не даст волоску упасть с ее головы, ее соратник Мишка Ворон по-прежнему не умеет, как она, просчитывать последствия каждой разборки, а ее недруг Гришка Бес испытывает все тот же пиетет перед железной Наковальней. Любой из этих мужчин давно перерос роль криминального авторитета и год
«Я слишком хорошо знаю что такое, когда у тебя есть все, включая здоровое и молодое тело. Но внутри меня нет. Моя душа была давно истлена и уничтожена в тюрьме для особо опасных преступников – в Адинбурге. Это место, где в тебе по капле убивают человечность, и за шесть лет пыток служителям ада удалось сотворить со мной это. День, когда я почувствовал страх за девушку, которая была этого не достойна, стал для меня надеждой. Верой в то,
Ей была уготовлена роль постельной утехи, дорогой послушной игрушки, живущей для того, чтобы отдаваться мужчинам. Но Мия не пожелала смириться с такой судьбой. Отстаивая право самой выбирать свой путь, она бежит из страны. Куда приведет дорога маленькую гейшу? Быть может, как раз в объятия того, от кого она так отчаянно спасается бегством? Что выберет Ледяной Беркут при их следующей встрече – любовь или власть? Сможет ли переступить через п