Лена пила уже десятый день.
Каждое утро она подходила к зеркалу, наблюдая, как под глазами расплываются, словно озёра, тёмные круги, и потрескавшимися губами шептала своему двойнику:
– Смотри, сопьёшься.
– Не сопьюсь! – отвечало зеркало. Но внутренний голос, злой, словно старуха Шапокляк, противно зудел: сопьёшься, сопьёшься.
– Заткнись, – приказывала Лена, – я в отпуске. И снова тянулась к бутылке.
Спиртное снимает депрессию, расширяет сосуды, оправдывала себя Лена, а меру она знает. Однако за эти десять дней Лена использовала свою меру на жизнь вперёд.
Кто бы мог подумать, что с ней случится такое? Безответная любовь… Сочетание какое-то картинно-киношное, не передающее всей жизненной драмы.
– Ты попалась, – в который раз говорила себе Лена, – как же ты попалась!
И ладно бы девчонка молодая, мордой об жизнь не битая, но взрослая, самостоятельная женщина!..
Кто-то сказал, что любовь – это большое счастье, или большое несчастье, и хорошо, если и то и другое случается вовремя. Разве несчастье может случиться вовремя? Глупость какая…
На одиннадцатый день «запойной эпопеи», Лена заметила, что у неё начали дрожать руки. Она смотрела на пляшущие пальцы и думала, что с такими руками не сможет работать. Хирург с дрожащими руками – такого на пушечный выстрел к больным нельзя подпускать. А что у неё есть кроме работы?
«Надо прекращать!» – решила Лена, сгребла все бутылки, пустые и полные, выбросила в мусорное ведро.
Поесть, выпить крепкого чаю, принять ванну, взять себя в руки. Надо, надо, надо, надо! А если не могу! Надо. Но как?! Вытащить свою боль на поверхность, взлелеять, словно маленького ребёнка… Будет очень больно, но надо Ленка, надо! Нельзя загонять боль в себя, иначе загниёт и вылезет наружу, будто чирей.
Лена приняла душ: холодное, горячее, холодное, горячее – как её жизнь. Замоталась в большое, ярко-зелёное полотенце, зашла в кухню, заварили чай. С форточки дунуло прохладой, но приятной, весенней.
«Надо бы стёкла вымыть» – равнодушно отметила Лена очередное «надо» и вдруг увидела в окне кота. Большого, пушистого, серебристого, с тёмными мордочкой и хвостом. Он сидел с наружной стороны окна, словно в экране телевизора, прижавшись к стеклу аккуратным, тёмно-серым носиком и не мигая, совершенно человеческими голубыми глазами, смотрел на Лену.
«Странно», – подумала она, но что именно «странно» понять не смогла. Не до конца выветрившийся из организма алкоголь мешал думать.
– Кис – кис – кис – кис, – позвала Лена и медленно, чтобы не спугнуть животное, подошла к окну. Она была жуткой «кошатницей», но держать кота на десятом этаже не могла – считала это издевательством над животным.
Лена старалась двигаться тихо, но на полпути зацепилась за коврик и с грохотом свалилась на пол. Охая и потирая ушибленную коленку, она поднялась, посмотрела в окно. Кот исчез. «Ну конечно, – подумала Лена, – такой грохот подняла что и тигр сбежал бы».
Она подошла к окну, открыла его. В кухню ворвался свежий воздух. Лена оперлась локтями о подоконник, посмотрела вниз. Как высоко! Сиганешь – и все проблемы в лепёшку.
Лена поспешно отошла, чувствуя, как асфальтированная бездна все больше и больше манит её. И вдруг до нее дошло: откуда здесь мог взяться кот? Балконов нет, карниз такой тонкий, обитый скользким железом, что на нём едва воробышек уместится, а не огромный котище.
«Но я же его видела, – чуть не в истерике думала Лена, – допилась!»
Она замерла, неотрывно глядя на окно. Никакой, даже самый ловкий кот, не смог бы сюда забраться. Кое-как успокоившись, Лена решила – показалось. Побрела в спальню и улеглась на диван.
Отпуск получился что надо. Сколько осталось гулять? Неделю? Должно хватить, чтобы привести себя в порядок, унять дрожь в пальцах. У неё больные. Им нет дела до её горя, у самих хватает. Есть работа и долг. И больше ничего у тебя, Елена Николаевна, не осталось. Лена крепко зажмурила глаза, чтобы предательские слёзы ручьями не потекли по щекам. Лежала так долго, а потом вдруг начала проваливаться в темноту, буд-то в шахту лифта.
Зацепиться за что либо, дабы остановить полет, возможности не было. Лене стало страшно, она закричала, а потом удивилась: ей страшно? Последнее время Лене страшно не было, только больно. Так больно, что не хотелось жить. А тут вдруг захотелось! Просыпаться утром самой или с кем-то, смотреть на солнце, печь пироги или ходить голодной, не важно, главное – жить…
Осознав это Лена, в ту же секунду, перестала падать, повиснув в воздухе, словно в невесомости. Откуда-то перед ней взялась лестница, прогнившая и без перил, шаткая, словно, неточный диагноз, но ведущая вверх. Лена уцепилась за неё, отметив, что руки больше не дрожат, подтянулась и… открыла глаза. Привидеться же такое…
Лена несколько секунд полежала, приходя в себя – это был только сон, ничего больше. Потом рывком – даже в глазах потемнело, поднялась, сделала пару шагов и остановилась, схватившись за сердце. В дверном проёме, словно по волшебству, появилась большая кошачья морда с голубыми человеческими глазами. Некоторое время они смотрели друг на друга: Лена с открытым ртом, кот – с выражением озабоченного вниманием в глазах. Потом мелькнула серебристая, словно луна, спина, длинный пушистый хвост, и кот исчез.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
