«Мысль должна принять плоть, сойти на торжище жизни, раскрыться со всею роскошью и красотой временного бытия, без которого нет животрепещущего, страстного, увлекательного деяния»
А. И. Герцен
Этот том посвящен Сергею Иосифовичу Гессену, русскому философу, идеи которого приобретают сегодня все большую актуальность в самых различных областях социально-гуманитарного знания. Тем не менее, из трех известных российских неокантианцев первой половины ХХ века (Б. В. Яковенко, Ф. А. Степун, С. И. Гессен) к философским идеям Гессена до сих пор обращаются не очень часто. Это имеет, конечно, свои причины, но отнюдь не концептуальные оправдания. Если за последние три десятилетия труды Степуна и Яковенко издавали у нас неоднократно, то наследие Гессена представлено лишь двумя томами сочинений, ставшими уже библиографической редкостью. Так что тексты Сергея Иосифовича сегодня фактически еще не собраны, не изданы, не прочитаны.
Причины такого, явно неадекватного положения дел, сложившегося вокруг интеллектуального наследия Гессена, в его тематических приоритетах. В те годы, когда многие философы русского зарубежья пытались понять истоки революции и русского большевизма, религиозный, философский смысл произошедшего и происходящего в России, Гессен думал о том, как избежать всех этих страшных потрясений и катаклизмов. Он обратился к настоящему, в котором видел возможности изменения будущего. Именно из глубины этих раздумий об исторической миссии настоящего, а отнюдь не только из интереса к самим по себе истории и теории образования, проистекает его философский разворот к педагогике.
Главный вопрос педагогики, по мнению Гессена: каким нужно воспитать человека – каким он хочет быть? Каким он должен быть? Каким он может быть? Воспитать свободным? Но он и так свободен, т. е. рано или поздно будет делать, что хочет. Решение Ж.-Ж. Руссо (оно же и решение Платона): настолько искусно управлять человеком, чтобы он и не подозревал об этом управлении, считая, что каждый его поступок и каждая его мысль продиктованы исключительно собственной волей. Самое, пожалуй, неприятное, что в такой «педагогике» исчезает личность, наставник делает из своего воспитанника подчиненного, причем идеального подчиненного. Между тем, подлинная цель педагогики, как ее мог сформулировать только философ, состоит в осуществлении идеала человечности. Педагог подводит ученика к вратам свободы, открывая перед ним возможность самостоятельно жить и мыслить, т. е. образовываться.
Именно это связующее звено педагогики и философии, как его понимает С. И. Гессен, оказывается, по сути, на острие современных философско-гуманитарных дискуссий о том, как нам реформировать образование. При этом идеи Гессена, звучащие сегодня как «предание», зачастую интерпретируются односторонне, вне современных интеллектуальных контекстов и философских проблем. Действительно, педагогическая сторона наследия Гессена разработана гораздо лучше и подробнее, чем собственно философская составляющая. Достаточно просто перелистать библиографию работ о нем, чтобы убедиться в этом[1].
Смысл этой книги состоит в том, чтобы восстановить целостный образ мыслителя, показать, что вне философских истоков педагогическое наследие Гессена теряет актуальность. Поэтому первый раздел открывает статья его ученика, историка философии А. Валицкого, а второй раздел – фундаментальное исследование педагога-интеллектуала Е. Г Осовского. Оба убедительно демонстрируют, что Гессен – это мыслитель целостный, цельный, для него «слово» и «дело» неразрывны так же, как неразрывны философия и жизнь. В этом Гессен оказывается поразительно созвучным практически всем русским философам: славянофилу И. В. Киреевскому и западнику А. И. Герцену, методологу Г Г Шпету и скептику Л. И. Шестову. (Поэтому мы решили в качестве эпиграфа к нашему предисловию взять цитату Герцена, которую Гессен специально выделил, когда писал рецензию на книгу Шпета «Философское мировоззрение Герцена».) Действительно, русские философы, как правило, не различали чистую философию и жизнь, они шли с философией по жизни. Заметим, это свойство они не теряли даже в изгнании. Оказавшись на чужбине, философы русского зарубежья продолжали свой интеллектуальный путь, пусть и с измененными траекториями. Они образовывали круги общения, вели беседы и дискуссии, основывали журналы и газеты, чтобы сохранить русский философский язык и интеллектуальную культуру. В этом общении С. Гессен играл особую роль, о чем свидетельствуют статьи А. Шитова и А. А. Ермичева, которые рассказывают о его деятельности в журнале «Логос», а также статья О. Е. Осовского и В. П. Киржаевой, открывающая новые архивные страницы его педагогической биографии и осмысливающая его участие в журнале «Русская школа за рубежом».
Мы, однако, заметим: вычленять философию как самостоятельную сферу мысли, как экзистенциальный исток и концептуальное основание отношения к реальным жизненным проблемам необходимо, ибо только таким путем мы можем понять смысл интенций мыслителя, а стало быть, и соотнести их с сегодняшней проблемной реальностью. Мостом здесь служат для нас осмысливаемые исторически вечные проблемы жизни. Вот почему так важно, чтобы «предание» Гессена стало «заданием», чтобы мы открыли для себя новые смыслы его «прикладной» философии. Для этого нужно прежде всего вместе с ним пройти снова по пути неокантианского ученичества, увидеть, в чем он соглашается со своими учителями, а где спорит с ними. Этим аспектам интеллектуального наследия посвящены статьи Ю. Б. Мелих и В. Н. Белова. Кроме того, мы должны понять, как соотносятся его педагогические идеалы с политическими, и почему для него так важны правовые аспекты аксиологического базиса образования и культуры. На эти вопросы пытаются ответить В. Б. Куликов, М. Ю. Загирняк, Л. Е. Шапошников. «Предание» Гессена станет для нас «заданием» только тогда, когда мы услышим его в «разговоре» русских философов и педагогов, найдем для него только ему предназначенное, никем незаменимое место в интеллектуальном многоголосии. В книге этот аспект проявляется практически у каждого автора, но наиболее ярко его представляет В. В. Сербиненко, который ищет преемственность Вл. Соловьева и С. Гессена, учитывая при этом опыт В. Зеньковского. Помимо ближайшего (неокантианского) круга в книге также прослеживаются связи С. И. Гессена с Р. О. Якобсоном, Н. С. Трубецким, С. И. Карцевским, Д. И. Чижевским и многими другими интеллектуалами того времени. Особый раздел книги посвящен эпистолярному общению Гессена с Э. К. Метнером, Б. А. Кистяковским, Вяч. И. Ивановым, М. М. Замятниной, Й. Коном (письма обстоятельно прокомментированы В. В. Саповым).
