Шакал думал разбудить девок, чтобы еще с ними покувыркаться, когда через тонкие стены борделя услышал, как его зовет Овес. Сквозь щели в ветхих ставнях пробивался противный свет раннего солнца. Шакал спрыгнул с кровати, смахнув опутавшие его конечности шлюх и остатки винного тумана, что застилал ему рассудок. Новенькая спала как ни в чем не бывало, но Делия недовольно застонала и, приподняв с подушек взъерошенные рыжие локоны, щурилась на него с неприкрытым неодобрением.
– Какого хрена, Шак? – отозвалась она.
Тихонько усмехнувшись, Шакал влез в штаны.
– Миска каши зовет. Здоровенная.
Делия закатила сонные глаза.
– Скажи этому трикрату заткнуться. А сам возвращайся в кровать.
– Я бы так и сделал, если бы мог, милая, – ответил Шакал, усаживаясь на постель, чтобы натянуть ботинки. – Так бы и сделал.
Он встал, едва пальцы Делии принялись ласкать ему спину. Не утруждаясь поисками своего бриганта, Шакал выхватил ремень из-под разбросанной по полу женской одежды, надел его и поправил кольчугу. Он чувствовал, что Делия не сводит с него глаз.
– Черт возьми, а ты ничего для полукровки! – заметила она. Сна у нее не осталось ни в одном глазу – его сменил острый голодный взгляд.
Собирая волосы сзади и связывая их кожаным ремешком, Шакал намеренно выгнулся, подыгрывая ей. Затем, подмигнув Делии на прощание, распахнул дверь и спешно покинул комнату.
Тусклый коридор, совершенно пустой, казалось, пытался удержать бледный покой рассвета. Шакал прошел по нему в общую комнату и, не сбавляя шага, обогнул щербатые столы и перевернутые стулья. О ночных гуляньях напоминал лишь кислый запах пролитого вина и пота. Дверь наружу была приоткрыта, и сквозь проем уже проникал яркий свет, предвещая жаркий день. Шакал выступил навстречу утру, стиснув челюсти и зажмурившись от нахлынувшего солнца.
Овес стоял у колодца посередине двора, и его мускулистая широкая спина блестела от воды. Шакал подошел к нему и встал подле друга.
– Случилось что?
Овес слегка приподнял подбородок и указал лопатообразной бородой на пыльную дорожку, которая вела от борделя. Шакал проследил за его взглядом и увидел, что вдали, приближаясь, мерцали силуэты коней. Приложив руку ко лбу, чтобы заслонить глаза от солнца, он присмотрелся к наездникам и, разглядев их, испытал облечение.
– Это не лошаки.
– Не они, – согласился Овес. – Кавалерия.
Шакал немного расслабился. С людьми-то они могли справиться. А окажись те кентаврами – это значило бы для них верную смерть.
– Игнасио? – проговорил он задумчиво. – Клянусь, этот старый рябой пропойца из самой кастили чует запах денег, что ему тут заплатят.
Друг ничего не ответил, все еще разглядывая, сдвинув брови, подступающую кавалькаду. Шакал насчитал восьмерых, и у одного было знамя, на котором, без сомнения, красовался герб короля Гиспарты. В Уделье, впрочем, этот развевающийся кусок шелка мало что значил, поэтому Шакал присмотрелся к мужчине, который скакал впереди всех.
– Это Бермудо, – сказал Овес за секунду до того как Шакал сам разглядел капитана в пыли.
– Черт.
Шакал поймал себя на том, что жалеет об оставленном у Делии под кроватью арбалете. А глянув на друга, заметил, что Овес стоит совершенно безоружный, все еще сжимая в массивных руках ведро с водой. С другой стороны, зачастую один вид такого бугая отбивал всякое желание вступать с ним в бой. Как говаривали у них в копыте, у Овса даже в дерьме были мышцы.
Хотя Шакал отнюдь не был недомерком, его друг возвышался над ним на целую голову. Бритый наголо, с пепельного цвета кожей, жилистым телом и торчащими нижними клыками, Овес мог бы сойти за чистокровного орка, если б не татуировки Ублюдка, украшавшие его мощные руки и спину. Полукровку в нем выдавала только борода – ее Шакал от своей человеческой половины не унаследовал.
Когда всадники обступили колодец, Шакал ухмыльнулся. Он хоть и не толстяк, но все же достаточно крупный, чтобы заставить этих человеческих щенков оробеть. Опрятные багровые кушаки, начищенные до блеска шлемы и дерзкие лица выдавали в них новобранцев. Очевидно, усы были в моде при дворах Гиспарты: у всех с верхней губы свисал пух в форме подковы. У всех, кроме Бермудо. С длинным носом и коротко стриженными волосами, он напоминал одного из давно умерших тиранов, которых изображали на старых имперских монетах.
Он не спеша осмотрел двор, задержав взгляд на конюшне, которую Санчо обустроил для гостей.
Шакал приветственно задрал подбородок.
– Бермудо. Вижу, объезжаешь новых ребят. Они что, хотят убедиться, что в пустошах еще можно найти себе щелку?
– Ваших тут сколько, Ублюдков? – Бермудо задал вопрос небрежно, почти лениво, но Шакал заметил его беспокойство.
– Мы здесь не затем, чтобы устроить вам засаду, капитан.
– Это не ответ.
– Разве?
Бермудо обернулся, поймал взгляд одного из всадников и ткнул пальцем в сторону конюшни. Кавалеро замешкался.
– Иди проверь конюшню, – проговорил Бермудо таким тоном, словно наставлял умственно отсталого ребенка.
Юнец встрепенулся и, пришпорив лошадь, двинулся к западной стороне двора. Его компаньоны следили за ним. Шакал же следил за ними. У каждого было короткое копье и круглый стальной щит, а чешуйчатые рубахи обеспечивали им лучшую защиту. Пятеро сидели в напряжении – было заметно, как нервно они держат натянутые поводья. Но последний, будто томясь от скуки, делано зевнул. Получивший поручение кавалеро спешился, привязал лошадь к столбу и шагнул в конюшню. Мгновение спустя дворовой, работавший у Санчо, неуверенно вышел оттуда на свет. Кавалеро показался следом.
– Три свина и пара мулов в упряжи, – доложил он, вернувшись.
– На упряжи приехали трое шахтеров, – сообщил Бермудо Шакал. – Из Тредрия, по-моему. Они тоже не собираются устраивать вам засаду.
– Не собираются, – сказал Бермудо. – У них разрешение на изыскания в Амфорских горах. Это я знаю, потому что сам им его выписал. А вот у вас такого разрешения нет.
Шакал с благоговением посмотрел на безоблачное небо.
– Овес, разве дом Санчо переместился на Амфоры, пока мы спали?
– Горы что-то совсем просели, – ответил Овес. – Теперь их и не заметишь.
Бермудо было не до шуток.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.
– Понимаем, – согласился Шакал. – И вы тоже чертовски хорошо знаете, что капитан Игнасио позволил нам здесь находиться.
– Он сам вам это сказал, когда уходил отсюда вчера?
– Игнасио вчера здесь не было, – процедил Овес сквозь зубы.
Это была правда, однако Шакалу не хотелось так просто все выдавать. Капитаны ненавидели друг друга, но это еще не объясняло, почему Бермудо цеплялся за имя Игнасио, словно за наживку. А также не объясняло, зачем он сам прискакал в бордель. Благородный капитан не пользовался девками Санчо и вообще редко оказывался так далеко от кастили.
