Корректор Анастасия Казакова
© Цви Владимирович Найсберг, 2019
ISBN 978-5-4496-9932-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бредя сквозь бесконечно долгие (и не столько по времени, сколько по чувству) столетия не во всем и по сию пору начисто минувшего Средневековья все нынешнее человечество явно же частично утратило подлинное чувство реальности во всей ее по-настоящему широкой, как и дальняя линия горизонта полноте, только лишь дополнив стародавние примитивные страхи новоявленными урбанистическими фобиями.
А между тем именно посреди той безмерно снедающей и удручающей достойные умы мглы самодовольного, а подчас и беспримерно лютого невежества порою в великой тайне зарождалось нечто в корне иное, более светлое, однако при этом беспардонно агностическое по всем своим интеллектуально здравым зачаткам и столь подчас ослепительно ярко искрометным духовным проявлениям.
И весь наш подлунный мир именно благодаря величавому сиянию белоснежно-благожелательных книжных истин, как и всему тому всеобъемлющему техническому развитию, явно так стал постепенно преображаться в нечто, ранее ему нисколько не свойственное, без конца и края залитое искусственным светом ярчайших электрических огней.
Их свечение, однако, вовсе ни в чем не умаляет той беспросветно-мглистой темени, что всего-то благополучно изменила форму тени на свету, оставшись при этом не только самою собой, но и значительно и качественно еще ведь преобразившись во всех своих прежних размерах и пропорциях. И все это, как и понятно, затрагивает довольно многие сферы жизни, ни в чем уж нисколько не обходя и науку.
А потому и никак нельзя на то делово и прямо именно этак здраво, ВЗВЕШЕННО и несгибаемо принципиально не указать, что именно подобным образом и обстоят все наши довольно давние дела…
Абсолютное большинство людей интеллектуального труда, подчас попросту бездумно тащат в эту новую эпоху все тот же старый свой донельзя схоластический подход, разве что лишь неспешно и обстоятельно поменяв догмат веры в Бога на догмат веры в науку.
Ну а медленно, но верно расширять чрезвычайно пока узкие рамки нашего сознания, а не одни лишь те и без того нынче далекие границы познанного мира, никто и по сей день нисколько так не собирается.
Да и сама как она есть смена эпох, подразумевает одну лишь ту разве что медленную и постепенную смену внешних декораций.
Ну а театр сущего абсурда, когда это явно и ярко касаемо абсолютно любых мрачных проявлений человеческой воли, он всегда именно там, где и был еще изначально, и чтобы его извести, нужны не знание и сила, а как раз-таки вполне правильно кем-либо достойно понимаемые терпимость и любовь.
И это именно в том все и дело, что их нынче нисколько, никак пока не хватает, а особенно именно в том совершенно не приемлющем никаких фанатических ограничений образе мысли широкого, словно море, людского сознания.
И это исключительно разве что при помощи светлых, но никак уж вовсе не идеалистически-воинственных веяний и можно будет когда-нибудь со временем счастливо, а не злосчастно действительно еще умудриться победить всю ту жуткую темень до чего и впрямь весьма изощренно-коварного прошлого.
И оно между тем нисколько не истребимо яростными искрами доблестно сверкающего ума…
Слишком уж нередко сильны во всем этом мире сущие проявления зачастую всецело вот неистово-злорадной нетерпимости и лютого лицемерного холода, как и всяческих смертоносных интриг именно тех людей, что подчас и являют собой разум честь и достоинство всего своего поколения.
Как это было у большого поэта и барда Александра Дольского.
«Даже ум – высокий, светлый, если чуточку усох, опускается до сплетен и до палок в колесо».
Однако все это, разумеется, нисколько не принижает величественную высоту всех тех мыслителей и духовных гигантов, что вовсе-то никак не подрастеряли все свои достойные того ориентиры в темных закоулках еще вот тех донельзя злосчастных средневековых дрязг.
Их подвиг попросту никак невозможно переоценить.
Раз уж в тех, извилистыми ручьями впустую извивающихся «прениях» практически всегда звонко и колко обесценивалось буквально всякое новое слово, бесконечным количеством придирок, как правило заключавшихся в довольно строгих и беспрестанных инспекциях его почти незрячего соответствия всем тем давнишним, веками выработанным схоластическим религиозным клише.
А при подобного рода повседневных делах сохранить веру в чистое, как само небо, добро, нисколько при этом его не деля на «наше» и «сугубо ведь, значит, и близко не наше», было совершенно уж абсолютно непросто.
И то ясно, словно Божий день, что никак не может быть оно иначе, а это одни те наиболее яркие из всех затронутых культурой представители образованного человечества и сумели сберечь внутри своего «Я» ту слабую искорку, бесконечно малый огонек стародавнего античного света, всю свою жизнь проживя в подвальной сырости.
Уж более чем неизменно обретаясь посреди суровой и фанатичной необъятности, яростно источающей одно лишь высокое пламя средневековых костров.
Их-то тогда было сколь до смешного ничтожно мало, тех уж действительно мудрых, кто несмотря ни на что все-таки умудрился остаться верным всем тем наиболее основным жизненным приоритетам, выработанным еще в античную и раннехристианскую эпоху.
И это разве что именно им и оказалось по силам, да так и по сердцу, вовсе вот совсем нисколько не позабыть все то светлое нынче (для них), несомненно, прежнее прошлое.
А между тем все это никак не иначе, а вполне однозначно и происходило в том самом треклятом мире донельзя высушенной, твердолобой и отчаянно казуистической схоластики.
Ну а ко всему прочему еще и бешеного пыла совершенно уж нескончаемого засилья религиозного фанатизма.
Однако кто-то ведь при этом явно сумел остаться безошибочно верным свету древних, но нисколько никак при этом не устаревших величественных достижений в области столь благосклонно (по отношению ко всему человечеству) мыслящего разума, а также и вообще всей той высокой духовности.
Не все же философы, все и вся во всякой отдельной индивидуальности полностью стушевывая и обезличивая до чего несуразно и скособоченно, выставляли на самый передний план именно то всегда и во всем незамысловато правое, монолитное государство, как и его наивысшие общественные, а не личные ценности.
И это как раз те неприметно скромные сподвижники добра и пронесли в самих себе все те великие блага той возвышенной и высокой культуры, и это они подчас и являлись сущими страдальцами, из-за одной той непомерной и безмерно наивной своей житейской глупости.
И надо бы прямо заметить, что уж сделали они это буквально для каждого из нас, то есть в том числе и во имя тех, кто пока не слишком еще хоть сколько-то отличим от всех тех прочих представителей животного мира, а иногда и значительно хуже наиболее статных и величественных видов зверей.
