– Соберись, Тайлер! – эхом разносится по пустой арене крик тренера.
Зимние каникулы, которые я провел с семьей в Лос-Анджелесе, не очень-то напоминали отдых. Почти каждый день мне надирали задницу, а завтра я собираюсь запрыгнуть на самолет, чтобы вернуться в колледж, где все продолжится в том же духе.
Покачав головой, я меняю позу и жду, когда Марк ударит. Кажется, вот уже целую вечность он учит меня отслеживать полет шайбы. Удар – рикошет – удар, и опять сначала. Мое снаряжение пропитано потом, а мозг перестал функционировать еще минут десять назад.
Я блокирую следующий удар, который Марк наносит тыльной стороной клюшки, но шайба, отскочив, влетает в ворота. Чтоб меня. Сжав зубы, я устремляю взгляд к трибунам, на которых сидят мой отец и брат. Не то что бы отец рассердится, если я не покажу хороший результат на льду, он просто будет разочарован, и, каким-то образом, это даже хуже.
Марк подкатывается ближе, чтобы достать шайбу из сетки.
– Следи за броском до самого конца, – строго напоминает он мне. – Когда шайба отскакивает, не отводи от нее взгляд, пока она не упадет. Не отворачивайся, даже если уверен, что защитил ворота.
Я и не отводил взгляд от шайбы, что и раздражает. Но вместо того, чтобы спорить, я отделываюсь простым кивком.
Оставаясь в зоне вратаря, я внимательно слежу, как Марк возвращается на атакующую позицию над кругом вбрасывания и подталкивает белую тренировочную шайбу. Она почти сливается со льдом: чтобы различить ее на игровой поверхности, необходимо чуть ли не рентгеновское зрение. Обычные черные шайбы, в отличие от этой, практически светятся в темноте.
После того, как я блокирую следующие несколько ударов, мы отправляемся в зал для функционального тренинга[1]. Моя тренировка – это изнурительная череда приседаний, румынских тяг на одной ноге, упражнений на блочном тренажере и прыжков из стороны в сторону. Я знаю, что позже у меня будет все болеть, так что, когда мы переходим к броскам медицинского мяча[2], борюсь с искушением швырнуть сорокафунтовую вещицу прямо Марку в голову.
– Хорошо потрудился, – хлопает он меня по плечу, а затем поднимается на ноги. – Можешь передохнуть пять минут, прежде чем мы перейдем к МФР[3] и растяжке.
Я, тяжело дыша, вытираю пот со лба белым полотенцем. В дальнем углу комнаты замечаю отца, он стоит, прижав к уху телефон. Отец – один из самых известных агентов в мире профессионального спорта. Вот почему я полюбил хоккей, еще будучи ребенком: когда мне было четыре, отец привел меня на матч одного из своих клиентов, и я тут же стал одержим игрой.
От осознания по моей коже бегут мурашки. Будь это обычный звонок по работе, отец вышел бы в коридор. Но то, что он все еще здесь, заставляет думать, что разговор обо мне.
Подозрения подтверждаются, когда он взмахом руки подзывает к себе Марка. Я слишком далеко, чтобы услышать, но их беседа оказывается короткой.
– Что он сказал? – спрашиваю я Марка, когда тот возвращается в зону растяжки и достает со стойки черный поролоновый валик.
– Генеральный менеджер команды Нью-Йорка хотел удостовериться, что ты тренируешься, ведь на дворе Рождество.
Охватившая меня усталость отступает с приливом адреналина и волнения. Команда Нью-Йорка выбрала меня, когда мне было еще восемнадцать, и теперь пристально следила за моими успехами и прогрессом.
– Я вполне могу отследить шайбу, – запрокидываю голову, чтобы хлебнуть воды. – Просто на нескольких играх мне не повезло.
В прошлом месяце я не мог сосредоточиться на игре и несколько матчей пошли наперекосяк. Я все еще лучший вратарь лиги, но вторая половина сезона грозит быть более напряженной. Если нападающий и защитник первого звена ошибутся, худшее, что им грозит, – это временно играть во втором или третьем звене. Я же, если облажаюсь, окажусь на скамье.
– Займись мышцами бедра, Тай, – нетерпеливо машет рукой Марк, побуждая меня шевелиться.
Повинуясь, я ложусь на мат лицом вниз и опираюсь на предплечья. После этого я перемещаю вес на одну сторону, чтобы прижать валик к внутренней поверхности бедра.
– Не надейся, что удача выведет тебя из кризиса, – добавляет Марк.
Я резко втягиваю воздух, так как натыкаюсь на болезненный узел возле паха.
– Знаю. Поэтому и тружусь в поте лица.
Между отшлифовкой навыков и выгоранием тонкая грань, по которой я хожу постоянно. Я всего лишь человек, но команду это не заботит. Как это не заботит и конкурентов. Всегда найдется тот, кто захочет занять твое место, и стоит только на секунду потерять бдительность, как ты останешься позади.
* * *
Приняв душ и переодевшись, я нахожу Джона и отца в коридоре. Они собираются отвезти меня в аэропорт. Я уже попрощался с мамой и сестрой Элис, так что они остались дома в Беверли-Хиллз. Осталось не так много времени, поскольку рейс вылетает меньше чем через полтора часа. Хоть я и умираю с голоду, мне придется потерпеть, пока не пройду контроль.
