Сегодня 6 июля 2007 года. Весь последний месяц у меня нет никакого настроя писать и вспоминать прошлое, наполненное любимыми, счастьем, интересными делами, устремленное в будущее, которым я жил.
– Вот вырастешь, – говорили мне, тогда…
И я в те годы считал, что лучшее время будет тогда, когда я вырасту. И, возможно, так оно и было. И любимые люди, и счастье, и интересные дела и ожидание ещё более лучшего будущего.
Только вот взлёт был не один. По крайней мере, три. Но взлеты чередовались с падениями. Не теми падениями, когда упал сам, а теми, когда столкнули. Скажут, наверное, и сам в чём-то виноват. Возможно. Можно и повиниться. Ну, например, первое, зачем вообще родился? Второе, и повезло же родиться евреем? Почему не жил, как все, не высовываясь? Почему не воровал, как все вокруг? Почему не подличал, не сигнализировал, не писал подметных писем? Как смел не пресмыкаться? Лучше других, что ли? Можно придумать ещё много пунктов, в чем я мог бы повиниться.
Повиниться – не мое слово. У меня в жизни был эпизод, когда бюро Новосибирского Горкома КПСС требовало от меня повиниться, и тогда они не исключат меня из партии, а только объявят строгий выговор и потребуют уйти из Института, где я работал. Понимаете, всего лишь?! Я примерно так и повинился, как написал здесь, пятью строчками выше. Как члены бюро после этого яростно выступали! Как они меня клеймили, за то, что я не признаюсь!
– Он неискренен, говорили они. Он издевается над нами!
Им было не за что меня исключать из партии и увольнять с работы. И я так и не предложил им добровольно формулировку. Тогда они придумали сами. Она, что называется, не лезла ни в какие ворота, но это никого не интересовало. Объявили строгий выговор и потребовали уйти из Института. Всё было решено заранее. Только я не принял их сценарий… И поэтому они негодовали.
Не хочу обсуждать сейчас, в чём меня обвиняли. Одно только скажу, одна только вина была у меня – имел дело с этими негодяями, Правда, пытался играть не по ими установленным правилам, а чуть по другим.
Сегодня этот опыт уже не актуален. Больше не пригодится. Их уже нет. А я в другой стране. Остается только записать, как было. Для грядущих поколений. Но, слава богу, меня не посадили, не отправили в лагеря, не расстреляли. В 37-ом запросто могли. То, что я упомянул, было в 1975, а сейчас 2007-й. 32 года прошло, а болит до сих пор.
Сегодня я «вырос» и, может быть, даже «перерос» отпущенное мне время. Потому что я обманул судьбу. Мне «надлежало» оставаться в России и там умереть.
Меня не должны были выпустить в США с моим допуском к секретным работам. А мое сердечное заболевание неминуемо должно было свести меня на тот свет еще в 1991 году.
А если бы я вдруг случайно оклемался, то потом ещё не один раз был близок к той грани, которая отделяет живое от неживого. Но мне повезло: инфаркт состоялся, когда я впервые приехал в США в командировку. И меня вытащили из него. А потом, когда я уже жил в Америке меня спасали по «скорой» и сделали впервые ангиопластику коронарных сосудов сердца. А потом еще 7 раз. И поставили 4 стента. А когда забились сосуды ног, и я еле передвигался, сделали ангиопластику сначала сосудов одной ноги, а затем и другой. Но это уже в 2007 году. И теперь я снова хожу по земле. В общем живу я «за того парня».
Так вот о лучшем времени. Работать мне интереснее было в России, когда я был молодым, энергичным и предприимчивым. Но интересную работу у меня дважды отнимали. С кровью отрывали. А какое было хорошее время, когда она у меня была!
Любимую женщину я нашел в России. И любимая дочка, и любимые внучки родились в России. Но из России пришлось уехать. А ведь еще за пару недель до отъезда я не собирался этого делать. Я никогда не искал лучшей жизни для себя. Интересного дела? Да!