Грохнуло так, что у меня заложило уши. Мятый не вскрикнул. Он упал навзничь, спиной ударился в маленькую тумбочку, стоявшую у крохотного окна. С жутким хрустом развалил ее.
Я же машинально упал в сторону, в переднюю комнату. Чувствовал я, как мелкая дробь прошила мышцы на левой руке. После быстрой боли, что пронзила плоть, как игла, наступила другая – ноющая и тупая. Но не очень сильная.
Я тут же отполз к стене, стал подниматься, чувствуя, как скачет в груди сердце от адреналина.
В воздухе, полупрозрачной завесой, расползся пороховой дым. Со стены, куда попала часть заряда, шурша, осыпалась штукатурка. Вопила Екатерина Ивановна.
Глянул я сначала на свою руку. Ткань рубахи над подкатанным рукавом уже набухала кровью. Ни дырок в ткани, ни ранок я не видел. Бил Серый мелкой дробью.
Услышал я слабый стон Мятого. Он был еще живой. Еле шевелился на обломках тумбы. На телняхе его расползалось в области груди и живота большое красное пятно.
– А нечего в хату без спроса ходить! – Ошалевшим ломающимся голосом прокричал Матвей, – какого х*я вы в хату приперлись?! Кто вас звал?!
– Сынок! Сы-но-чка! – Екатерина Ивановна прекратила кричать и теперь просто рыдала на кровати, – да что ж ты делаешь!
Я услышал, как Матвей спрыгнул с кровати. Заскрипели у него под ногами красные половицы.
– Добивать пошел, сукин сын, – прошипел я себе под нос и прислушался.
– Ма! – Крикнул Серый, – тот, второй. Живой он?
Екатерина Серая глянула на меня полными слез глазами. Окровавленной рукою приложил я к губам палец, тихо, мол.
– Ма?! Вот сука… – Прошипел Матвей, – правильно отец говорил, что вас, баб, только в крепких руках и можно держать. Иначе сразу начинаете что ни попадя творить. Вот ты, мам, – продолжил он дрожащим голосом, – молчишь, потому что Землицын живой. Дробь меленькая. Глубоко его шкуру сразу не прострелит. Как вон, у этого…
Екатерина Серая только сильнее захлебнулась в рыданиях от страшных слов сына. Показалось мне, что у младшего просто непорядки с головой. Будто так его Пашка загонял, так затравил, что, оставшись главным мужиком в семье, стал он на всех отыгрываться в три раза сильнее. Да тогда у него шифер и потек… А может, раньше протекал.
– Да вот если ударить в упор, да в голову, – продолжал Серый, – вот тогда получится по-доброму.
В следующее мгновение услышал я, как закашлялся Мятый. Тихо застонал.
– Т-ш-т-ш-т-ш, – зашипел Матвей, – сейчас уже будет и не больно.
А потом грохнуло калиткой. Глядя на то, как во двор вбежал Кашевой, я выругался матом себе под нос. Сейчас и Ванька еще под раздачу попадет. Медлить было нельзя.
На одну только удачу я понадеялся и выскочил из-за угла. Оказался по левую руку от Матвея.
И скажу, что повезло мне. Потому как случилось как раз то, чего я и ожидал. Малой Серый стоял над корчащимся на полу Мятым. Сжимал в руках свое двуствольное ружье. Но сам глядел он в окно, на улицу. Пытался высмотреть, кто же там пришел.
Ну а в следующее мгновение повезло еще раз: как раз когда я выскочил, Серый еще и отвернулся на крик ворвавшегося в сени Кашевого:
– Катя! Мужики! Чего там грохнуло?!
В этот самым момент я и напал на Серого младшего. Навалился на него всем телом, схватил ружье за ствол и ложе. Немедленно раздался второй выстрел. Серый вздрогнул. Вздрогнул и Серега Мятый у нас под ногами. Застонал. Подоспевший к тому времени Кашевой замер в дверях, испуганно уставился на нашу с Серым борьбу.
Когда ружье разрядилось, я просто отпнул Серого от себя. Тот, согнулся вперед и сделал два громких, по деревянному полу, шага. Когда обернулся, держа пустое ружье наперевес, Я тут же вцепился в цевье двумя руками. Стали мы бороться.
Матвей кряхтел. Бледное лицо его покраснело. На нем отразилась злобная ярость.
– Думаешь, – зашипел он, раздувая ноздри своего курносого носа, – думаешь я и без ружья с тобой не разделаюсь?
Я налег. Насилу выкрутил из рук его ружье. Все же был я крепче и сильнее субтильного Матвея. Когда он потерял свое оружие, в глазах Серого блеснул страх, но почти сразу потух. Все потому, что я выкрутил ружье и изо всех сил саданул Матвея прикладом в лицо.
Щелкнуло. Парень мешком упал на пол. Затих, спрятав лицо свое за предплечьем.
– Нужна скорая помощь, – сказал я Кашевому, глубоко дыша, – он в Серегу стрелял.
Кашевой протяжно и испуганно выругался матом.
– Скликай соседей, – сказал я, сжимая ружье, – чужая помощь нам понадобится.
– Угу! – Пискнул Кашевой и тут же помчался на улицу.
Матвей Серый слабо пошевелился. Застонал.
– Не уйдешь, гнида, – сказал я, переломив ружье.
Стреляные гильзы защелкали о пол. Я полез в шкаф в надежде обнаружить там патроны. Почти сразу увидел я на антресольной полке серую начатую пачку. Взял, сколько влезло в ладонь и тут же снарядил в ствол пару. Остальные, не знаю сколько, сунул в карман.
– Если чего удумаешь, – сказал я Матвею, который медленно стонал и шевелился на полу, – дам тебе заряд прямо в упор.
– Мелкий номер, – прохрипел он, стал отплевываться кровью. Потом добавил, – не убьет. Вон, видишь.
Он кивнул туда, где лежал и слабо шевелился Мятый.
– В голову по-доброму получится, – сказал я холодно.
Мятый только странно засмеялся.
– Чего ты вытворяешь? – Спросил я, держа наготове ружье, – никак умом тронутый? А я думал Пашка тот еще тип. А тут вон как выходит.
– Пашка, – он сел на колени, держа руки на бедрах, – дерьмо собачье и никто боле. Я рад, что он сгинул на все четыре стороны.
Мда… Не хило так я присадил Матвею ружьем: вся левая часть его лица была синяя. На скуле пошло рассечение. Кровь покатилась по впалой его щеке.
– Знаешь, – проговорил я, припоминая Катькино лицо, – маловато тебе будит.
Не удержавшись, я подошел к Матвею и дал ему еще раз прикладом. Удар пришелся в то же самое место, но не так сильно. Всхлипнув, он вытянулся назад, растянулся на полу, оставив колени подвернутыми.
– Ну как тебе? – Сказал я, когда он поднялся и сплюнул кровь, – не так уж приятно, когда не ты, а тебя?
Матвей не ответил. Ощупал лицо, стал плеваться кровью.
– Ну чего тут?! – Ворвался в хату Ванька Кашевой.
С ним прибежали какой-то мужик, паренек едва семнадцати лет, да два старика. Все с ужасом уставились на Мятого и на Матвея Серого.
– Встать, – сказал я, наставив ружье и щелкнув курком.
– Не обижайте Катю, – проговорил Матвей гундосо.
– Встать, сказал! – Крикнул я.
Матвей нехотя, или даже с трудом подчинился. Пошатываясь, встал. Под дулом пересел на кровать, бессильно свесив руки. Тогда я разрешил Кашевому с мужиками пройти. Мужики тут же взяли под руки Мятого. Потащили на улицу.
– Катя! Катька! – Закричал Кашивой из передней.
– Ванька! Не трожь ее! – Крикнул я, давай сюда!
Дозвался я его только с третьего раза. Все никак не хотел он от сестры своей отлипать. Потом все же выглянул. Весь трясся Кашевой как осиновый лист. Лицо его побледнело, а пухлые щеки будто бы даже посинели.