Шолохов и природа, вариант 2.
Нет имени у Просветлённого.
Медленно кружится спичка, упавшая в водоворот, и ты понимаешь мои слова в тот час, когда в твоих волосах разгорается солнце.
Просветленный у озера (вольная перефразировка)
Туча формируется в некий странной формы кулак, сжимающий солнце. Второй день льет дождь. Сыро, и даже холодновато. Конечно, вода-вещь полезная, что и говорить. Мне нравится, когда струи воды, бегут по моим рукам, пронзая насквозь, заставляя сыреть мой остов. Холодная прядь маленьких водопадов. Она уходит в землю. Из земли начинается родник. Волна зеленого цвета идет из земли. Много, слишком много зелени. Я сам в море зелени, зеленая кровь струится по моим жилам, зеленая сетчатка отпечатывает происходящее в зеленых тонах. Я разглаживаю небо зелеными пальцами и вижу, как оно благодарно напитывает меня зеленью.
«Зеленый цвет приятен для глаза. Не представляю себя вне зелени, зелень – это я.
Смотрю вокруг, и шелест наполняет меня, гамма звуков. Вещь ни с чем несравнимая. Если долго прислушиваться, можно услышать все, что угодно. Шум в голове… Какой уже день беспрерывный шум. Нет, иногда он прерывается. По-моему, это надолго.
Я высок, я бесконечен, я держу солнце в своих кудрях. Кругом такие же высокие и беспечные. Мы – зелёный народ.
Чертов дождь! Впрочем, нет, я не могу так говорить о дожде. Не представляю себе созданий, которые прячутся от него. Дождь падает из облаков. Откуда приходит облако? С неба, из солнечных чертогов. Из земли. Отовсюду. Вода везде. Вода во мне.
Та-ак, а если это град? Не люблю град. Каменная вода начинает бить землю.
Вот, еще дятел привязался. Долбит и долбит по целому дню. Хотел сломать ему клюв, да передумал. Может, привыкну.
Жаль, конечно, что я не живу подальше от этого места. Я бы хотела переселиться. А то… Как это называется – хутор? Какое странное слово. Люди… Люди строят дома из тел моих собратьев. Я видел людей. Подо мной частенько сиживал один. Меле… хов. Да. Ме-ле-хов. Что там у них происходит? жаловался все на каких-то красных, на белых. Податься ни к кому не может. Не выберет. По миру тоскует. Я вижу только зелень. Интересно слушать человека.
А то приходили… Тоже люди. Кричали, хохотали (так, кажется, это называется). Разворотили все вокруг. Переезжаю. Не знаю, правда, как.
Было это вчера. Та-ак… Кажется, опять они. Сюда идут. Общество не из лучших. Переезжаю… Нет, не они. Свернули. А может, и они. Место новое нашли. Остаюсь.
Солнце. Опять солнце. Значит, дождя не будет.
Вода… Меня наполняет вода. Вода во всем. С водой я иду сквозь все.
Река. Какая-то река. Стоит на месте, но меняется. Та-ак. Хутор. Середняки. Все погибают…»
Шолохов поднимается с земли и отряхивает пыль. Сегодня он достаточно представлял себя в роли мелеховского дуба. Можно записать свежие идейки. Он уходит.
Огромное, нечто огромное застилает полмира. Тьма. Тьма там, куда падает нечто. Оно звенит и летит к ободу Вселенной, туда, где кончается все, за которым нет ничего. Вьется невиданный камнепад звуков, стрельчатых арок, серых каменных картин.
Камнепад, лавиной взмывающий в небо, блуждающий среди звезд, оставляющий свой след на огромных желтых спиральных скоплениях. Лестница, по которой поднимаются камни. Это ни с чем несравнимое творение титанов, сошедших на Землю, чтобы построить её, заложить фундамент, уложить каждую ступень, чтобы все вместе, они образовали витой лабиринт, исчезающий за пределами зрения. На конце лестницы, представляющейся иглой расположены своды, из-за которых столбом летит свет. Свет звезд. Он даёт начало всем скоплениям космических тел, заставляя их сиять. Его никто не видел с расстояния протянутой руки, никто не знает, что творится за лунными сводами.
Где находится эта лестница? Никто не может ответить на этот такой простой, и такой сложный одновременно, вопрос. Она нигде и повсюду в пространстве, заливающем пустоту. Зачем она? Поднимался ли кто по ней? Кто постигнет разум титана! Камни, звуки, слова несутся ввысь и дают начало звездам.
Чернота разлита повсюду. Хлопья мрака и ночных звуков висят на невидимых корявых ветвях дерев или на ржавых прутьях древней стены (а, может быть, стен), обрушившейся во многих местах кустами, мешающими движению. Мало ли что можно представить там, во тьме. Ничего не видно.
Слышится скрип древесного ствола. Деревянный скрип. Прорывается тихое пение хора. Мелодия отчетливая и заунывная.
В дальнем конце зримого поля разрастается маленькое пятнышко света, трепещущий огонек. Свистит ветер.
Во внешнем гуле загорается строй светлячков. Мелодия нарастает, огоньки надвигаются пылающей змейкой.
Мерцающий язычок свечи выхватывает край стола, заваленного белыми листами, и кружится, отражаясь, на стенах. Он всплывает в туманном зрачке и сменяется видом чернильницы.
За столом раскачивает головой кто-то. Кажется, Шолохов. Что это меняет? Его волосы покрывают пальцы, метут деревянную поверхность стола… Сидящий откидывается назад, и прядь, описав полукруг, падает на затылок. Лицо меняется в огненных сполохах. Волосы опускаются на стол.
«Я должен… Должен!» – человек разводит руками по скоплению бумаг. Широкие рукава его коричневого одеяния шуршат и разбрасывают листы на пол.
«Не просто должен», – говорящий замирает и смотрит на танец огня. Его рука тянется к свече, но меняется и швыряет на пол чернильницу. Голова взметается: «Слиться с природой… Стать с ней единым целым… Так…»
Огонек свечи горит в глазах. Человек, похожий на Шолохова, сводит руки и падает на стол. Волосы разметались по тёмной поверхности.
Сколько времени прошло уже с того, как он написал «Тихий Дон»? Какая разница!
Человек стонет, зарывая огненные зрачки в трепещущих складках плаща, волосы сметаются к дрожащему краю. Воздух пылает.
«Так, только так!»
Голоса. Неподвижность колеблется от хохота. Чужого хохота. Огоньки от свечи беснуются повсюду, хохочут и переплетаются, бросают красные сполохи, оставляют за собой дымный след. Множество глаз. Огоньки вьются, складываются в узоры. Человек, лежащий на столе, стонет и двигает головой, не открывая зрачков. Пламенная корона вокруг головы. Пламенный обод. Где-то что-то падает. Человек вздрагивает и опять роняет волосы на стол. Воздух шипит. Голоса шипят. Кто-то пустой и невидимый топает мимо, толкает Шолохова, исчезает в раскате хохотов. Появляются скрещенные пальцы. Много пар. Порхают, вокруг сидящего, под аккомпанементы голосов. Человек что-то шепчет, передвигается на край стола лицом вниз. Полы плаща колышутся от чьего-то дыхания. Мечутся тени. Быстрым шагом проходит пылающий человек, делает крутящий жест, и новый сноп огня разлетается пучками спиралей и собирается в единое пляшущее целое. Сквозь пространство несутся предметы. Бесцветность, непонятность. Человек на столе шевелится, ничего не видя сквозь локти, и что-то говорит себе невнятно, с придыханием. Горит и перемещается его отражение на стене. Лица… Нет лиц… белые листы кружатся в вихре голосов и падают в огонь. Человек стонет и сжимает ладонями голову. Свеча догорает..
