Я проснулся от противного, режущего слух, писка мыши, который доносился из угла, где я, как мне помнится, оставил вчерашнюю недоеденную стряпню Хава. Вот уж не мог бы подумать, что она может сгодиться хотя бы для одного живого существа, обладающего хоть какими-нибудь вкусовыми рецепторами. Писк и легкий шорох усиливались по мере моего пробуждения, и моя головная боль нашла себе сторонников и последовала за ними.
Шторы из плотной ткани грязного желтого цвета с различными дополняющими их пятнами из-под вина, крови и кое-где, застывшей во времени, словно памятник былых хороших деньков, рвоты, не пропускают уличный свет, и я не могу сказать ни сколько примерно времени, ни даже какая сейчас часть дня. Они дезориентируют, и за это я терпеть их не могу. В жизни и так полно ситуаций и вещей, которые сбивают с толку, не хватало еще и доисторического куска ткани. Как-то в порыве гнева, не помню уже из-за чего, да и повод для злости не всегда нужен, я вцепился в это полотно и в истерике начал дергать его, извиваясь от злости, эта сволочь мне не поддавалась. Следующее что помню – это как я лежу на полу, предательски накрытый этой шторой, а на лбу у меня светится синяк от упавшей вслед за мной гардины. Она меня таки победила, а достойно проигрывать я научился еще в младшей школе, поэтому первым делом после того как оклемался, повесил своего победителя на законное место, где он провесит еще не один десяток лет. Да и Сакура обожает эти шторы. Не хочу коверкать её слова, но говорит она о них примерно вот так: «Я могу решать, когда их закрыть, а когда оставить открытыми. Я могу пригласить свет в эту комнату, а могу оставить его так и ожидать у оконных рам, когда наконец-то его впустят. И я хоть что-то могу контролировать в этой жизни. Ночь и день под моей властью. Пару движений и я становлюсь богиней». Хотя она говорит мало, получается у неё это чертовски красиво. Ее редкие речи я передаю потом как сказки, стараясь не упустить ни одной детали. Однако даже это выходит у меня безобразно, так, что однажды я поклялся ради блага этого мира и общества, прекратить разговаривать совсем и общаться со всеми путем вырисовывания на бумаге каракуль, которые я называю почерком. Это мое благое деяние потерпело постыдное фиаско. Истратив всю бумагу, а впоследствии все поверхности на которых только возможно писать: газеты, чеки, обертки, пачки от сигарет, туалетная бумага и даже часть обоев со стен нашей и без того голой кухни, я был вынужден заговорить. Хватило меня на каких-то девять дней. Дом всё еще помнит эту историю, пересказывая ее новым соседям словно легенду, в которую они конечно не верят и считают бредом. Зачастую новые соседи в нашем доме еще совсем зеленые мальчишки и их беременные, еще более молодые жены. Поэтому я на них зла не держу.
Розовые волосы Сакуры, словно щупальца мифического чудовища, торчат из-под одеяла и это единственное, что выдает ее присутствие в этой комнате. Если бы я не увидел их, то не стал бы даже проверять, поднимая одеяло, решил бы, что вот оно, свершилось, она наконец-то ушла. Каждое утро я просыпался, молясь, чтобы она ушла и чтобы она осталась. Но она всегда была здесь. Словно труп, лежала на кровати, и ничего не выдавало того факта, что она жива. Только если пристально вглядеться на поверхность пестрого пододеяльника, как будто 3D картинки из детства, можно было разглядеть подобие тела, но не более.
Я с детства боялся кошек. С возрастом, конечно, этот страх поутих, но когда я был маленьким, это была настоящая проблема. Мальчиком, я рос в небольшом портовом городке, названия которого сейчас даже не вспомню, хотя провел там свои лучшие годы жизни. И кошек там было слишком много. Когда страх мой достиг своего апогея, я даже пару месяцев не выходил из дома, притворяясь чуть ли не смертельно больным. Я даже подумывал о том, что выбрал для себя не то предназначение, и суждено мне было стать актером, хотя кого я обманываю, из меня получился бы такой же актер какой и писатель. Совершенно никудышный. И всему виной рассказ бабушки, который она пересказывала, каждый раз все с новыми подробностями и дополнениями, на свой день рождения. История о том, как одна из ее ближайших подруг умерла из-за царапины собственной сиамской любимицы. С каждым годом, по рассказам бабушки, количество кошек росло, а на ее последний день рождения, оказалось, что это была целая банда кошек, которая спланировала убийство хозяйки, чтобы получить большое наследство.
И почему-то именно сейчас мне вспомнилась эта история. Наверное, потому что Сакура так похожа на кошку. Спряталась, и мне даже не нужно лезть к ней под одеяло, чтобы понять, что сейчас она лежит, свернувшись калачиком. Единственное, что меня беспокоило, так это ее дыхание. Дышит ли она там?
Я встал. Это действие далось мне не так легко, как я предполагал и в глазах, на какое-то время потемнело. Мне пришлось присесть и подождать пока черная дыра выплюнет меня обратно на Землю. Через пару минут я предпринял вторую попытку, и она оказалась удачной. Я встал и приоткрыл шторы. Совсем небольшую щелочку. Похоже, было еще совсем рано.
Наша квартира находилась на первом этаже многоквартирного старого здания. Окна выходили на небольшое неприкаянное поле с деревьями, которые мешали обзору, словно патлы на глазах старого рокера. Но просыпаясь вот так, рано, и открывая шторы, ты словно оказывался в доме посреди лесной глуши и только за это редкое ощущение телепортации я люблю этот вид.
Теперь, когда солнечный свет добился своего и пробрался в комнату, я могу дойти до двери, не сломав себе что-нибудь по дороге. Я тихонько подошел к раскладному дивану Сакуры. Слегка приподняв одеяло, я начал вслушиваться в тишину. Порой я стоял так и по десять минут, пытаясь уловить звук, похожий на дыхание. Кажется, дышит. Нагая и умиротворенная, мне хотелось, чтобы она превратилась в статую и застыла так навечно.
Я совершенно медленно соображаю по утрам. Мне в принципе это тяжело дается, но утром, я даже могу забыть кто я, где нахожусь и что вообще здесь делаю. Поэтому я не могу обойтись без ежедневного утреннего ритуала, игру: Вспомни всех своих соседей по именам и лицам.
Когда выходишь из комнаты, похожей на удлинённую коморку с окном, попадаешь в довольно просторную гостиную, хотя слово это я считаю совершенно не подходящим. Что здесь можно увидеть? Помимо горы мусора, скомканных листов бумаги, окурков, грязной одежды, которая валяется то тут, то там и Бог знает чего еще, там стоит двуспальная кровать, детская небольшая палатка и письменный стол, такой старый, что за него лишний раз никто не садится. Стол на самом деле является нашим достоянием. Потрепанный, брошенный, грязный, исписанный неприличными словами, когда мы обнаружили его около мусорного бака на соседней от нашего дома улице, сразу поняли, это наш попутчик. Каждый из обитателей этой квартиры попал сюда таким же образом. А еще он невероятно тяжелый. Казалось бы, миниатюрный стол-книжка, но весил он порядка полцентнера. Чтобы дотащить его до нашей квартиры потребовалось несколько дней, но мы не могли бросить товарища и упорно шли к цели. Меняясь местами, мы продвигались по нескольку метров, а потом когда силы совсем нас покидали, даже не попрощавшись, грубияны что уж тут, оставляли его ждать на месте и возвращались на следующий день. Так он и стоит теперь здесь и служит нам верой и правдой, и друг к другу мы обращаемся с почтением. Еще ни одна конечность не пострадала по его вине.
