Кристоффер Хольст - Шведское солнце и пармезан

Они договорились встретиться в Гамла Стане [2], в крохотном уютном бистро «Пастис», где самый дешевый бокал шабли стоит как годовой взнос за медицинскую страховку в Гамбии.

Было время, когда Расмус не обращал внимания на завышенные цены в ресторанах. Теперь же все иначе. Годы действительно берут свое.

И, как человек в годах, он первым является на встречу. Садится у окна и старается как можно незаметней утереть лежащей на столике льняной салфеткой пот с верхней губы. Подходит официант, говорящий с французским акцентом (непонятно: настоящий он у него или это так, чисто для антуража), и осведомляется у Расмуса, не желает ли тот чего-нибудь выпить.

– Только пиво, спасибо.

– Какое пиво предпочитать месье?

– Э… холодное?

– У нас иметься темное, светлое, лагерное…

– Лагерное будет в самый раз.

Официант исчезает и звенит бутылками неподалеку. Расмус старается дышать спокойно, но это не так-то просто. Всего несколько минут спустя появляется женщина и садится за столик напротив него.

Женщина, которую он никогда раньше не видел. Сразу мелькает мысль, что они влюбятся друг в друга. Быть может, даже станут парой. Съедутся и станут жить вместе. Со временем заведут детишек. Во всяком случае, именно об этом мечтает сестра Расмуса. Потому что это она их здесь свела.

«Но о чем мы станем с ней говорить? – думает Расмус. – Что я могу ей рассказать? Кто я вообще такой?» Хоть самую малость, но Расмусу внезапно захотелось стать Карлсоном, который живет на крыше. Ну, пусть не один в один. Все-таки Карлсон был своеобразный малый. Из тех типчиков, при взгляде на которых руки так и чешутся позвонить в полицию. И все же Расмусу по душе его слова: «Я мужчина в самом расцвете сил!»

Расмусу – сорок один. Но порой он чувствует себя так, словно прожил на свете все сто.

Он едва успевает пригубить свой бокал.

И вот она уже здесь, стоит у входа.

Расмус давится пивом.

«О боже, что мне делать», – в панике думает он.

ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, МНЕ ДЕЛАТЬ…

– Расмус?

Он кивает, и его сердце пропускает удар. Она красивая. Не просто хорошенькая, а очень красивая. Киношная красота. Джулия Робертс после часового душа. Расмус чувствует себя инопланетянином.

Но звонок другу его теперь не спасет. Слишком поздно.

Он поднимается и протягивает руку. Она пожимает ее и ослепительно улыбается.

– Здравствуйте, Патриция, – произносит он. – Очень… приятно познакомиться.

– Взаимно!

Они садятся за столик. Точнее, это Расмус садится, а Патриция, чуть покачнувшись, неловко плюхается на стул. И с шумом втягивает носом воздух.

– О Йезус, я так волнуюсь, – произносит она, и только тут Расмус обращает внимание на ее вермландское произношение.

– Ничего страшного, я тоже. Все-таки ситуация несколько необычная.

– ХА-ХА!

Ее смех оказывается столь громким, что Расмус хватается за стул, чтобы не подпрыгнуть от неожиданности.

– Да, – соглашается она. – В самом деле. Очень необычная. Но я доверяю Карине.

– Я тоже. Все-таки она моя сестра.

– ХА-ХА-ХА!

Расмусу снова приходится ухватиться за стул.

– Извините, – смущается Патриция. – Я слишком громко смеюсь, когда нервничаю. Прошу прощения.

Тут Расмус обращает внимание, что у женщины слегка заплетается язык. Она что, пьяна? Но прежде чем они успевают еще что-то сказать, появляется тот самый французский официант и приносит вечернее меню. Расмус чувствует, что потеет, но надеется, что на его белой рубашке это будет не слишком заметно.

Патриция заказывает джин с тоником. После чего низко наклоняется над столиком, так что ее большая грудь ложится на льняную салфетку.

– Сказать по правде, я уже пропустила сегодня вечером рюмочку-другую. Ничего, если мы с самого начала будем честны друг с другом?

– Конечно. А меня разыскивает Интерпол.

– Чего?

Патриция разевает рот. Расмус нервно усмехается.

– Я пошутил. Прошу прощения. Честность прежде всего. Это была просто шутка.

– В самом деле? ХА-ХА-ХА!

Он снова вцепляется в стул.

– А ты веселый. Впрочем, Карина тоже, так что ничего удивительного. Сколько тебе лет, Кристиан?

– Расмус.

– О боже. Прости, пожалуйста. Сама не знаю, почему у меня вырвалось «Кристиан». А впрочем, знаю. Так звали моего бывшего. Я сравнительно недавно развелась. Всего полгода прошло.

– Ой. Сочувствую.

– Спасибо. Последние месяцы… они… в общем, буду с тобой откровенна. Это был чистый ад. О боже, бывали дни, когда я смотрела на банку с таблетками и думала… О, большое спасибо!

Патриция забирает свой джин с тоником у официанта, который выглядит малость встревоженным. Он спрашивает, что они будут есть, и Расмус заказывает гамбургер, а Патриция – бифштекс «тартар». Расмусу страстно хочется попросить официанта остаться и составить им компанию. Ему не улыбается сидеть одному на свидании. Это слишком жутко. Слишком мучительно.

Но официант уходит. Само собой, ведь у него полно других посетителей, которых надо обслужить. Патриция делает большой глоток из своего бокала и одергивает на себе платье, от чего ложбинка между грудями обнажается еще больше.

– Ну… расскажи мне что-нибудь о себе, – просит она. – Кто ты? Чем занимаешься?

Расмус нервно сглатывает, прежде чем ответить:

– Сложный вопрос. Эхм… не знаю, что тебе рассказывала обо мне Карина. Но мне сорок один год. Родился и вырос в Норртелье, но жил много где. И я музыкант. Точнее, был им. Несколько лет играл в музыкальной группе. И я обожаю кино, пиво, пиццу и…

Он запинается, заметив, что лицо Патриции внезапно омрачилось.

– Прости, я что-то не то сказал?

Она качает головой.

– Наверное, слишком много информации зараз. Извини. Я немного не привык к такому…

Патриция небрежным жестом отмахивается от его слов.

– Нет, ты не сказал ничего плохого, просто я… вспомнила Кристиана. Так глупо, прости.

– Тебе не нужно просить прощения.

Она поднимает на него полные слез глаза.