Над кронами деревьев уже давно нависал густой мрак, но внизу, посреди длинных сосновых стволов, было прозрачно-светло. Свет исходил от храмовых фонарей, которые, как многочисленные глаза огромного животного, глядели в парковую даль немигающим взглядом. На подходящего к храмовой площадке Женю они посмотрели одобрительно, скользнув по нему своими лучами. Еще бы, ведь пришел сторож, который будет охранять их ночное бдение, а утром аккуратно выключит все лампы, даруя им сон до наступления следующего вечера.
Сегодня четверг, а значит, очередь дежурства Жени. Он любил эти ночи, очень отличные от ночей обычных, мирских. Здесь, у храмовых стен, дышалось и жилось как-то по-другому. Тем более что церковь находилась в гуще большого парка, куда почти не долетали обычные городские звуки. Можно было наслаждаться тишиной, думать о сокровенном и слушать то, чего никогда не услышишь в панельных коробках городских квартир. Уши улавливали беготню белок по крыше вагончика, где обычно спал сторож, потрескивание старых стволов при порывах ветра, шорохи лесных ежей, и тысячи других звуков, давным-давно изгнанных из города.
Предвкушая драгоценные часы отдыха и размышлений, Женя подошел к калитке, нагнулся к замку и вдруг различил боковым зрением какое-то движение среди деревьев. Он тут же выпрямился и внимательно посмотрел в прозрачную тьму. Там кто-то был, в глубине зарослей. Женя выждал несколько секунд, вглядываясь. Да, кто-то сидит на табуретке, которую обычно оставляла неподалеку от калитки приходская нищая. Во время службы она просила, сидя на этой табуретке, а потом прятала ее между стволами.
– Добрый вечер, – неуверенно сказал Женя (наверно, со стороны это выглядело ужасно глупо). Сидящий повернулся лицом на голос.
– Добрый, – последовал ответ.
Теперь Женя смог рассмотреть человека. Очевидно, бомж. Нестарый. Даже, сказать прямо, парень лет тридцати пяти – сорока. Запущенный, грязный, классического вида бомж. С такими же классическими базарными сумками, набитыми всяким хламом. Сидит на табуретке и ковыряется в какой-то бумаге.
Женя смотрел и оценивал ситуацию. Безлюдный парк, время около полуночи. На храмовой территории он один сторож. Что собрался делать этот бомж, чего он ожидает – вот вопрос. В голову полезли разные варианты ответа, один другого хуже.
Может, стоит на шухере, а в храме уже хозяйничают дружки. Может, выжидает момент, когда возле храма уже точно никого не будет или когда сторож (т. е. Женя) заснет. А может, он вообще маньяк или сумасшедший. Или наводчик. Или сатанист.
Бездомный нарушил молчание.
– Воды не дадите? – прохрипел он характерным тембром.
«Вот, он хочет, чтоб я подошел, – подумал Женя. – Подойду – ножиком меня порешит, ключ от калитки заберет, храм ограбит. Никто и не узнает – до утра здесь никого не будет. А я – умру в луже собственной крови. Так или иначе, но подходить нельзя».
– Нет воды, – отрезал Женя. Он быстро открыл калитку, зашел за ограду, вновь закрыл. Бродяга крикнул ему в спину:
– Я с Херсона пешком пришел, тебе воды жалко?
Женя ничего не ответил и прошел к своему вагончику.
«Да, непонятно ничего. Что за человек, как и для чего здесь оказался? Вот и наблюдай теперь за ним всю ночь, чтоб ничего не вышло. Очевидно, он хочет выманить за ограду и там накрыть чем-то тяжелым. Или начнет проситься переночевать. Ну да – положи его, а он тебя ночью зарежет. Сколько таких историй…»
Походив по вагончику туда и сюда, Женя скоро утвердил план. Собственно говоря, он решил делать все обычным порядком: ходить по территории, возвращаться в вагончик и спать, потом снова выглядывать. И не упускать из поля зрения сидящего на стульчике. Вот и все. Была еще мысль демонстративно пофланировать вдоль забора со старым духовым ружьем, которое стояло в углу вагончика. Но Женя решил не усугублять ситуацию.
Вечерняя молитва тоже входила в намеченный план. Да, действительно, надо помолиться. Попросить Бога оградить от искушения, от врагов видимых и невидимых. Женя взял молитвослов и пошел в храм. По дороге от вагончика к храмовой двери скосил глаза на бомжа. Тот сидел в изначальной позе и все так же ковырялся в газетах. Зайдя в храм, Женя зажег лампаду и начал читать молитвы. Но вечернее правило как-то не ладилось. Ночной сторож вспомнил, что вообще-то он христианин, а у него уже полчаса как попросили воды. Как знать, может бомж и не маньяк вовсе и действительно воды хочет.
«Если он меня прихлопнет, буду мучеником, а если нет, исполню свой христианский долг и напою ближнего чашей холодной воды».
Такая логика понравилась Жене, и он решился. Отложив молитвослов, он набрал стакан воды и направился к выходу. Бродяга уставился на него. Чувствуя, как подрагивают колени, Женя открыл калитку и сделал шаг в лесную тень. Бомж поднялся навстречу. На негнущихся ногах Женя подошел к нему и, протянув стакан с водой, сказал:
– Пей.
Нищий жадно начал пить. Женя перевел дух.
– Ты что, правда с Херсона пешком? – спросил он.
– Правда, – ответил незнакомец.
Он уже осушил стакан и теперь вытирал запекшиеся губы, отдуваясь.
– Так что же, здесь и ночевать будешь?
– Здесь и буду. Завтра в Лавру хочу пойти. А можно еще воды? – попросил бомж, протягивая стакан.
Женя стоял в замешательстве. Ему было странно, что его никто еще не зарезал, лес не огласился криком невинной жертвы, земля не обагрилась мученической кровью… Взяв стакан, он пошел за добавкой. Мысли теснились разные. Ладно, он пока меня не тронул. Просто не был готов, может быть. Попросил вот еще воды, а теперь приготовится, нож достанет…
Женя зашел в вагончик, отрезал полхлеба, набрал литровую банку воды. Снова вышел за ограду.
– Вот, держи. На всю ночь хватит.
Грязные руки приняли хлеб и банку.
– Как тебя зовут? – зачем-то спросил Женя.
– Дмитрий, – ответил бродяга.
Женя постоял немного, не зная, продолжать ли разговор.
– Помощи Божьей, Дмитрий, – сказал он, ужасаясь фальши своей интонации.
Вернувшись в храм, он дочитал правило, походил по территории и пошел спать. Глянул в парк – Дмитрий продолжал сидеть в той же позе, по-видимому, засыпая. Сторож зашел в вагончик, подкинул дров в печку и лег на кровать. Было тепло и уютно. Женя лежал и думал.
«Пустить бомжа нельзя – на это и настоятель не благословит (да и поздно было звонить ему). Пусть даже Дмитрий действительно с Херсона пешком, но человек он неизвестный, и кто знает, чего ожидать от него. Возьмет и задушит ночью – а что, мало случаев? Нет, пустить невозможно. А что, в таком случае, делать? Скорее всего, ничего».