Умирать в это утро в мои планы не входило.
Но кто-то там, наверху, явно думал иначе.
…Все происходит в мгновение ока. Вот я стою на светофоре. Жду как все порядочные граждане зеленого сигнала светофора. Рядом красивая девица. Кошусь на нее. Но так, чтобы не заметила. В понедельник, по пути на рабочую практику в медакадемию, это уже как ритуал.
Девица слушает в наушниках музыку. Из динамиков орет – даже мне слышно. Одевается девица всегда так, что не скосить взгляд невозможно. Обтягивающий топик, глубокий – о-очень глубокий, – вырез, из которого выпирают груди. В общем, настроение в это промозглое утро прекрасно поднимает.
Пешеходный переход. Красный свет. Кто-то курит. Кто-то шумно зевает. Тоска. Все как всегда. Понедельник.
Тревожно тренькает телефон. Достаю. Руководитель практики. Быстро проверяю время – нет, не опоздал. Еще есть пятнадцать минут в запасе.
Заподозрив неладное, с замиранием сердца отвечаю.
Так и есть. Срочно в больницу. Авария. Кислород отключился. Всех пациентов нужно спешно переводить на резерв. Каждые руки на вес золото. Надо спешить, пока не поздно. Каждая секунда дорога.
Черт!
Смотрю на светофор. Мигает желтый. Значит скоро зеленый. Значит едущие машины уже начинают останавливаться. А значит можно уже переходить. И я бегу.
Но водитель «хаммера» думает иначе. Мигает желтый, а желтый – это еще не красный, а значит можно проскочить. Так думает он. И топит педаль газа в пол. Может, у водителя «хаммера» тоже на работе авария?
Мы встречаемая в точке невозврата на крайней правой полосе. Меня сбивает – я даже не чувствую боли, просто сильный толчок в бок.
Подлетаю в воздух. Лечу, неуклюже раскинув руки. В какое-то мгновение вижу удивлённое лицо девицы в наушниках. Потом падаю на асфальт.
Потом следующая за «хаммером» «газель» переезжает мне голову.
Шкряхх!
Черепушка с жутким хрустом лопается, и тьма навсегда поглощает меня.
* * *
Свет.
Яркий, неприятный, режущий глаза.
От него не скрыться, он проникает даже сквозь закрытые веки, раскалёнными иглами вонзается в мозг.
Голоса.
Тихие, вкрадчивые.
Кажется, говорят на каком-то ином языке, но точно понять невозможно – слишком тихо, чтобы что-то разобрать.
Кровь.
Ее металлический привкус ощущается на языке.
Я попытался сплюнуть. Не смог. Изо рта вырвался стон – было больно пошевелиться.
Понял – лежу. Хорошо, значит ориентация в пространстве вернулась.
– Он просыпается! – произнес неизвестный. По голосу не понятно – мужчина или женщина. Вроде как детский голосок. – Предупредите скорее Владыку Аристарха!
Быстрый цокот чьих-то ботинок.
Что происходит?
Я попытался поднять руку, чтобы закрыться от яркого света, но не смог – конечность меня не слушалась. Пришлось терпеть, морщиться.
– Пить! – только и смог выдохнуть я.
Мои губы ощутили приятную прохладу. Воды не дали, но заботливо смочили уста.
Я облизнулся.
– Вам пока нельзя шевелиться, – сказал все тот же неизвестный. – Лежите спокойно.
– Вырубите свет! – напрягая остатки сил, прошептал я.
– Как… вырубить? – вопрос, казалось, застал неизвестного врасплох. – Топором вырубить?
– Хоть чем. Лишь бы не светил.
– Это поддерживающие заклятия, их нельзя… вырубать. Потерпите, скоро придет Владыка Аристарх. Он снизит воздействие.
Ответ поставил меня в тупик. Но уточнять я ничего не стал. Не до того.
Все тело нестерпимо болело. Голова… она просто раскалывалась. Что случилось?
Бессвязные обрывки воспоминаний – светофор, грудь девицы, телефонный звонок, спешка, «хаммер»…
Твою мать! Да меня же машина сбила!
Значит я… где? В реанимации? Да, видимо там. Поэтому и свет такой яркий. Может, на операционном столе лежу? Зашивают? Тогда почему я в сознании?
Владыка Ари… – как его там? – это кто вообще такой? Анестезиолог? Владыка – странная у него фамилия. Поляк, что ли? Хреновый он анестезиолог, если у него пациент очнулся на столе. На кол такого врача, без смазки на кол!
Или…
Или я уже на том свете? Это рай? Ангелы?
– Ангелы? – ошарашено прошептал я.
– Ангелов в каземат отправили, – виновато ответил незнакомец. – Всю ночь в карты играли, пьянствовали, подрались даже, их Владыка и наказал.
Чего?
Нет, я явно не в раю. В больнице. Причем в психиатрической.
С трудом удалось разлепить один глаз. Ожидая, когда он привыкнет к яркому свету, я слушал как где-то вдали раздаются шаги – все ближе и ближе.
– Владыка! – выдохнул незнакомец и упал на колени – я услышал, как тот стукнулся лбом об пол.
– Встань, – голос говорившего был густым, бархатистым.
Я почувствовал приятный цветочный запах, вдруг наполнивший помещение, словно кто-то открыл форточку в душном помещении. В октябре в нашем городе обычно так не пахнет.
Незнакомец, рухнувший на пол, встал.
Я разлепил второй глаз, сквозь навернувшиеся слезы попытался разглядеть этого самого Владыку. Увидел лишь расписанный потолок. Худые старики с белыми бородами до груди, в серых рясах, держащие книгу, взирали на меня такими мудрыми преисполненными скорби глазами, что я невольно потупил взор. Что же это за место такое? Церковь какая-то? Или секта? Куда я, черт возьми, попал?!
Нестерпимо яркий свет приглушился, и я наконец смог нормально всех рассмотреть.
Первый незнакомец, который вещал мне про пьяных ангелов, оказался болезненно худым малым, одетым в серую рясу, точно такую же, как и у тех стариков со стен.
Тот, кого называли Владыкой, представлял больший интерес. Гигант почти под два метра ростом, крепкий как дуб, с огромными руками, какими удобно забивать сваи. Лицо будто вырублено из камня – прямой лоб, тяжелый взгляд, крепкий квадратный подбородок с рыжей бородой. На голове – высокая треугольная митра с золотыми крыльями.
Одет Владыка был в белую сутану, богато расшитую причудливым узором. В руках он держал посох такой искусной работы, что я невольно засмотрелся на это произведение искусства. Особо меня привлек большой красный кристалл, которым был увенчан посох. Стоит, наверное, уйму денег. Да, такой дядька на руководителя секты вполне смахивает.
– Приветствую тебя, невольный странник! – сотрясая стены, пробасил Владыка, и я сжался от этого голоса – таким только приказы на казнь отдавать.
– И вам добрый день! – ответил я ему, пытаясь подняться с места, где все это время лежал.
Не получилось. Слабость. Ноги как ватные. Руки – вареные макаронины.
– Меня зовут Аристарх, я Владыка первого ранга Святой Епархии, – представился вошедший, с интересом поглядывая на меня.
– Очень приятно, – стараясь сильно не пучить глаза от удивления, произнес я. – А я – Андрей Летов. Хирург первой городской больницы. Интерн.
Во взгляде Владыки проскочило удивление. Но вопрос он задал иной:
– Тебе, наверное, интересно как ты тут оказался?
