“Прошу никого, особенно милых женщин не обижаться. Все записано мной со слов Архипа. Далее поймете,что он женщин любит и уважает. Может где-то и приукрашено, а где-то выдумка. Не проверю этого, пока не посещу Гуйск, куда меня не раз уже звали.”
Был понедельник и Гуйск ещё только просыпался, а Архип уже топал на свою делянку. Сонные бабы тут и там скрипели воротами колодцев, чтобы напоить, накормить и намыть свою детвору, да отправить в школу. А потом уже пинками и скалками погнать своих мужиков по работам. Ну конечно тех, что пьют по воскресеньям, а таких в Гуйске и не много и не мало. “Достатошны”, как говаривал Архип.
Трезвенники, как и сам Архип конечно уже бодрой поступью шагали по центральному просёлку, расходясь затем кто на поля слева от Гуйска, кто на мануфактуры справа, а кто прямо, как и Архип в лес.
– Здарова, Карп! За грибам? – бодро крикнул Архип.
– Здарова, Архип! А куда ещё? Конечно! Пока городские за такую цену принимают, надо набирать, – отвечал его приятель, протягивая руку, – ну а ты, дорубишь сегодня уже свое заболотье?
– Давно бы дорубил, да ехать далеко в объезд болота треклятого!
– Эй, эй! Я с этого болота скоро клюковкой своих кормить начну! – с шутливым раздражением ответил Карп.
Хороший был мужик Карп. “Вьюн” – как говаривал Архип. Как и успевал и на мануфактуре отработает и в лес то шишки, то иванчай, то грибы, то клюква, в общем что лес даст, то Карп соберёт, да потом городским продаст. И избу ещё новую умудрился успеть построить. И таких в Гуйске было “Достатошны”.
Шли мужики дальше, слышат визг бабий:
– Митька! Хватит барабанить, детей разбудишь – выйду на вилы насажу!
Ветеринар Митька шатаясь и держась одной рукой за ручку своей избы, второй что есть мочи стучал.
– Ну мать, не не ннне спал я пусти! – молил заикаясь тот самый Митька, однако барабанить перестал. На вилы конечно его не насаживали, но удары скалкой по голове были в памяти ещё свежи.
– Высерок поросячий! Да от тебя через дверь навозом пасет! В коровнике же спал! Я тебя за версту знаю! – отвечал визг из-за двери.
– Ну мне это, как его Иииильич налил, я телёнка принял же, ну сложный был, а выжил!
– Да Ильич, Кузьмич, Фомич! У тебя наливателей столько, сколько у нас и народа не живет! Ступай в сарай спи! А узнаю, что и деньги пропил ищи не только наливателей но и едадателей! Я тебе харчей неделю не дам!
– Ну мэ мэ мэ мааать! – жалобно заикаясь простонал Митька и, покорно опустив голову, поплелся спать в сарай.
Знатно отойдя от Митькиной избы Архип проговорил с улыбкой:
– Эх, сгубил его спирт под рукой постоянный. Но ниче, придёт в себя однажды.
А спирт у Митьки всегда был. Пока фельдшер был в загуле он его замещал и справлялся не хуже, а даже лучше. Изучился он даже зубы дергать и роды принимать. А стариков сколько от верной смерти спас и подарил им еще год другой на родню своюда внуков полюбоваться.
– Дай бог, – отвечал Карп, – он у меня и детишек подлечивал, да и у многих. Голова! Хороший мужик!
– Хороший мужик, – отвечал Архип. На том и порешали.
И таких как Митька тоже было “Достатошны”.
И все же Архип веру в него не терял. Вспомнил он себя молодого, пока ещё до седины далеко было. В который раз за светло домой возвращается, хитро и тихо(как он думал) пробирается в свою избу, заходит, а там Аленушка его сидит с двумя малыми его. Все одеты, у неё в ногах две сумы
с вещами. На кухне вся утварь тоже собрана.
– Явился! – сказала Аленушка.
– Ты чего, чего это ты? – вмиг Архип протрезвел от такого зрелища.
– А вот, – с этими словами жена его достала из под полы бутылку, поставила на стол и сказала, – выбирай! – пальцем показала сначала на бутылку, а потом на малых, – я пока к матери с детьми, а ты думай, что тебе важней!
– Твоя ж матушка померши давно! Куда ж ты? – пустил тут Архип скупую мужскую.
– К твоей пойдём! Я уж договорилась, внуков на улице не оставит. Дай бог с протянутой рукой стоять не будем, хлеб просить!
– Ну я всё, всё я, точно всё!
– Это всё я каждый день слышу! – сказала Алёнушка вставая, – айда! – скомандовала она ребятне.
Дети в замешательстве встали, повинуясь мамке, а Архип словно в землю вмерз. И тут младший Гришка кинулся к нему и начал за полы фуфайки теребить и жалобно приговаривать:
– Батя, батя! Выбери нас! Зачем она тебе? Я хулиганить не буду и Арсений тоже не будет, не будем мы хулиганить, батя! Выбери, выбери нас!
У Архипа и глаза стеклянные стали. Посмотрел он вниз, а там его мальчуган весь зареванный уже, теребит его фуфайку и кричит:
– Сеня, не молчи ты! – обернулся он к брату, – скажи тоже бате, что хулиганить не будем! Скажи или не брат ты мне! А то батя нас не выберет!
